Дмитрий Карасюк - История свердловского рока 1961-1991 От «Эльмашевских Битлов» до «Смысловых галлюцинаций»

Но пошло ли на пользу этим самым кругам это самое образование? Развивало ли Свердловское музыкальное училище им. Чайковского юные и не очень рок-дарования или гробило их на корню? На этот счет существуют разные мнения, причем именно среди выпускников «Чайника».

Резко критично по отношению к системе преподавания на эстрадно-джазовом отделении относится Алексей Хоменко: «Там было несколько принципов, которые мне чужды: «Лучше фирмы никто не сыграет, поэтому будем учиться снимать фирму один в один». Кто точнее снимал — тот и был отличником. Любая инициатива убивалась напрочь. Я знаю всего несколько человек, которые смогли преодолеть это зомбирование. Трудно представить, сколько шелухи им понадобилось с себя содрать, прежде чем стать Артистами».

С такой оценкой согласен и Андрей Мезюха: «Училище убивало музыкальное сознание. Напрочь. Студенты уже слушали джаз-рок, а их заставляли играть классический джаз. Вокалистам приходилось петь сущий кошмар. Репертуарно все было очень тускло и пагубно влияло на учащихся. Я видел людей, которые заходили туда хорошими гитаристами, отличными музыкантами, а выходили оболваненным ничем».

А вот Владимир Петровец считает, что творческим личностям была противопоказана сама методика тогдашнего музыкального образования: «Оно сильно ломало романтические стереотипы. Ежедневная долбежка рушит любой энтузиазм. Пыль романтизма слетает махом».

Впрочем, на этот счет существуют и прямо противоположные мнения. Евгений Писак, который не только окончил эстрадное отделение, но и успел попреподавать на нем, в превосходных степенях отзывается о своих педагогах: «Живя в Израиле, мне приходится общаться со многими музыкантами, в том числе окончившими Беркли или Джуллиард. В плане музыкальной грамотности, логики построения пьесы наш Арсений Попович дал мне такое образование, что я чувствую себя с ними абсолютно наравне, а иногда и повыше. И Валерий Куцанов был фантастическим учителем сольфеджио и гармонии. Благодаря своему широчайшему по тем временам музыкальному кругозору, он рассказывал вещи, о которых в других местах узнать было невозможно. Он не страдал педантизмом и к любому мнению относился с большим уважением».

Александр Пантыкин вообще считает специальное образование краеугольным камнем музыкального творчества: «Неважно, на каком отделении ты учишься — на народных инструментах, хоровом или музыковедческом, — главное, как развивается твое музыкальное нутро. А если оно развивается, да вдобавок ты еще получаешь солидную порцию знаний — ты способен на все! По моему глубочайшему убеждению, музыкальное образование сильно провоцирует сочинение музыки. Композиторское нутро у многих есть, но неразвитое. Если тебе боженька диктует мелодию и гармонию — здорово! Образование в таком случае необходимо, чтобы настроить канал, по которому в голову поступает эта информация. Опытному музыканту достаточно поймать из воздуха какие-то обрывки мелодии, просто ритмический рисунок — образование позволит ему из этого сделать законченное произведение. А человек необразованный не умеет этим каналом пользоваться. Что он уловил — то он и сыграл без всякой обработки». В вопросах сочинительства Пантыкину можно верить — он окончил не только музучилище, но и композиторский факультет Уральской консерватории. Кстати, в той же «Консерве», но на других факультетах, учились Андрей Балашов («Трек»), Юрий Хазин («Встречное движение»), Владимир Кощеев («Солярис»), Александр Попов («Флаг»)…

О том, как влияет музыкальное образование на мозги и души рок-музыкантов, можно спорить долго. Фактом является то, что во второй половине 1980-х в свердловских группах, вырвавшихся на всесоюзный простор, устаканилось следующее распределение ролей: лидер (он же композитор) чаще всего был «любителем», а среди музыкантов неизбежно присутствовали «профессионалы». Они превращали необработанную, сырую музыкальную идею в сверкающую конструкцию, завораживавшую миллионы слушателей. Исключения из этого правила настолько редки, что лишь его подтверждают.

К середине 70-х звук электрогитары перестал быть для Свердловска чем-то экзотическим. Он органично вплелся в городской шум. Из окон студенческих общежитий доносилось «She loves you, ye-ye-ye» и что-то более тяжелое, но столь же англоязычное. В клубах и на танцах примерно такой же репертуар исполнялся вживую. Даже статусный, идеологически важный областной ежегодный конкурс советской песни проходил под аккомпанемент электрогитар и барабанов.

Рок-музыки (в безгранично широком толковании этого термина) стало много. По закону марксистской диалектики, количеству пора было переходить в качество. Говоря музыкальнее, вместо исполнения чужих песен настало время собственных композиций…

В самом начале весны 1974 года в Свердловске произошло крайне малозначительное событие, оказавшее огромное влияние на историю рок-музыки целого региона. В девятый «Б» класс школы № 45 пришел новичок в бордовых вельветовых джинсах и с волосами до плеч. Игорь Скрипкарь был почти иностранцем — больше семи лет он прожил в ГДР, по месту службы отца — военного музыканта. У новенького сразу проявились европейские замашки: первым делом он поинтересовался, есть ли в школе ансамбль. Узнав, что ансамбля нет, он страшно удивился, ведь в его прежней школе в Дрездене функционировали сразу семь групп.

Первым на музыкальные расспросы Игоря откликнулся его одноклассник Иван Савицкий, заявивший, что он умеет играть на барабанах. Правда, из ударных инструментов в школе имелось единственное полупионерское недоразумение, но лиха беда начало! Витю Парфенова поставили на бас, сам Скрипкарь отвел себе почетную роль гитариста и певца. Не хватало клавишника. Новобранцы рассказали своему лидеру, что есть, мол, у них в классе парень, который ходит в музыкальную школу и умеет играть на пианино, но он сейчас болеет. «Раз умеет — будет клавишником!» — решил Игорь, и бюллетенящего пианиста заочно зачислили в ансамбль. Звали этого заочника, даже не подозревавшего, что он уже рокер, Саша Пантыкин. Историческая встреча коллектива, получившего название «Слепой музыкант», состоялась 8 марта 1974 года. На праздновании Международного женского дня у одноклассницы Скрипкарь и Пантыкин познакомились.

Саша на тот момент серьезно занимался классической музыкой, был хорошим пианистом, очень любил Прокофьева, не говоря о Бахе. Им уже были написаны первые фортепианные произведения. «До знакомства с Игорем я вообще не интересовался всем этим роком. То, что до меня доходило, казалось мне страшным примитивом, даже дебилизмом. Естественно, по сравнению с симфонической, камерной, хоровой музыкой рок — это что-то очень упрощенное».