Эдуард Лимонов - Мои живописцы

В Сикстинской капелле пахло штукатуркой.

Одна из его вершин (я уже упомянул) — это статуя юноши Давида. В Пушкинском музее есть гипсовая копия. Её от стыда (что копия) выставляют на лестничную площадку, где воняет гипсом. Гипс это не мрамор, гипс — брат глины.

Микеланджело знаменит ещё статуей Моисея. Моисей у Микеланджело — с рогами. И держит книгу. Вот я не помню, почему с рогами, но этого Моисея — помню.

Микеланджело правильно оперировал Великими. Через сотни лет после него неглупый русин Андрей Варгола (Энди Уорхол) также стал оперировать великими — его раскрашенные фотоснимки Мао Тзэ Тунга или Мэрилин Монро заставили растрескаться современный нам мир. Правильная ставка.

А! Я вспомнил, почему рога. Дело в неправильном переводе. Следовало перевести как «лучи», но переводчики того времени переводили как «рога». Потому Микеланджело сделал Моисея с рогами. Ещё у Моисея, держащего книгу-скрижали, выпучены и напряжены вены на руках. Скрижали ведь каменные.

Однажды в порту Антверпен, убивая время перед долженствующей состояться литературной конференцией, я наугад с широкой артерии МЭИР свернул в первую попавшуюся боковую улочку. Ею оказалась узкая ЭИКЭНСТРААТ. Она привела меня к храму Синт-Джакоб.

Я догадался, что это церковь Святого Якова. На табличке «пришитой к стене, очевидно сообщающей прохожим историю храма, я обнаружил фамилию Рубенс». В храме было потрясающе холодно. Сделан он был из глобальных каких-то хтонических чёрно-серых гранитных шершавых плит.

Плиты под ногами несли на себе схематические изображения многорукой, многоногой, держащей в руках многие косы Смерти. Неласково выглядел храм Святого Якова.

«Он изображал пышных, полнотелых женщин не только потому, что они лучше отражали идеалы его времени, а ещё потому, что тело с роскошной плотью, с его складками, выпуклостями и изгибами ему было куда интереснее рисовать. (…) Женщины у Рубенса, как говорили, кажутся созданными из молока и крови», — заявляет решительно сайт Рубенс. ру.

Рубенс. ру не побывал в церкви Святого Якова в Антверпене. Если бы побывал, то мгновенно сообразил бы, что в дико холодном, более того, промозглом Антверпене можно было согреться и спастись только с такими женщинами.

Вот как я там побывал, цитирую самого себя, ранний рассказ «Чужой в незнакомом городе».

«…я обнаружил фамилию Рубенс. Очевидно художник каким-либо образом принадлежал к истории церкви Святого Якова. Сдвинув всем телом тяжёлую дверь, я оказался в предхрамии, а сдвинув вторую тяжёлую дверь, в одном из крыльев храма. Седовласый священнослужитель в белой робе с капюшоном на спине беседовал с двумя господами, и может быть даже выше, — джентльменами. Группа верующих ожидала чего-то на стульях. В таком высоком храме хорошо летать, но, обыкновенно, летать в храмах некому. Птиц нет, а люди летать никогда не научились. Может быть, рассевшиеся на стульях ждут инструктора, дабы робко, парами, держась за руку инструктора учиться подниматься под купол?

Церковь св. Иакова

Высокий храм Святого Якова с большим основанием следовало бы посвятить Богу Льда и Горного Каменного Холода, нежели заставлять служить местом культа южного бога из горячей полупустынной страны, где кровь и песок одинаковой температуры. (Христос был всегда потный и горячий, и двигался в горячих стихиях, Эдвард…) Замёрзшие скульптуры, замёрзшие картины, оледеневшие на века стены и колонны и пол. (Чтобы выжить в таком храме, Эдвард, необходимо выпивать несколько литров горячего вина ежедневно и, ежечасно выбегая за кулисы, съедать чашку кипящей похлёбки с бараниной. И много раз в день совокупляться с жирными рубенсовскими женщинами…) Обойдя весь каменный Рефрижератор, я его не одобрил. Реалистически удачным символом северного христианства показалась мне лишь белая, на чёрном камне, многорукая, и многоногая, и многокосая, как Шива, Смерть. Смерть была высечена на плите пола, под которой покоился прах местного богатого человека по имени Фабрициус, покинувшего этот мир в 1606 году. Я позволил себе продолжительное время всмотреться в Смерть, с которой и мне в своё время придется познакомиться. Не от ужаса ли перед рефрижераторной белой Смертью Рубенс создавал своих горячих, животастых и сисястых дам — отличные передвижные обогреватели-прошлых неразвитых эпох?»

Алтарь св. Иакова

Что хотелось бы отметить по поводу Питера Пауля Рубенса. Он прожил не так уж много, я сейчас старше его на десять лет по возрасту. Родился он в 1577 году, а умер в 1640-м, то есть прожил 63 года.

Возле Рубенса я бы отметил двух, нет, трёх достойных упоминания человек. Его отец, Ян Рубенс, адвокат, был одно время синдиком города Антверпена. Однако после Реформации бежал, поселился в Кёльне, где за плотскую связь с Анной Саксонской (она забеременела от отца Рубенса), супругой штатгальтера или как он там назывался, правителя Голландии и Зеландии Вильгельма Оранского Молчаливого, Ян Рубенс был сослан (удивительно, что не казнили, в современной этому событию Франции точно бы отрубили голову) в городок Зинген, где и родился Питер Пауль. Только после смерти Яна в 1587 году семье было разрешено вернуться в Антверпен.

Тут я позволю себе вернуться к моему честному рассказу «Чужой в незнакомом городе» и ещё раз процитировать его.

«Четверть часа спустя я шёл под серым небом по улице с длинным, как это часто случается на севере, названием МАРИАПИЖПЕЛИНСХСТРААТ. Я отметил, что название улицы созвучно второй линии клавишей на моей русской пишущей машине: ЙУКЕНГШЩЗХ. Если догадаться добавить к нему имя Александр и послесловие — „СТРААТ“, получится отличная улица. Несмотря на середину октября, у таверн сидели северные люди и пили пиво. Аккуратно одетые и чистые, они посасывали жёлтые и тёмные пива с достоинством. ПИЖПЕЛИНСХ, отрезанная вдруг СШУММЭРСШОФСТРААТ, возобновилась более удобопроизносимой ВАППЕРСТРААТ. С большим удовольствием произносил я эти имена улиц незнакомого города, они ведь являлись частицами незнакомого языка, а следовательно, и частицами души этого северного народа. Если Ж, Ш, Ф, X — есть звуки этого народа, он, получается, часто употребляет шипение, фырканье и скептическое хмыканье. Я представил себе, что названия улиц сочинялись местными бургомистрами (?) в тавернах. Прерываемые хорошими глотками их доброго пива и рождались все эти ПИЖ (втягивание пива в рот), ПЕЛ (глотание) ЛИНСХ (сдувание пива с усов и бороды)».