Эдуард Лимонов - Мои живописцы

Спустя чёрт знает сколько лет выяснилось, что Мария Пейпелинкс (русская транскрипция) — мать Питера Пауля Рубенса, и это в честь её названа улица. А я разглагольствовал о пиве, глотках пива и сдувании пены с усов.

Мария Пейпелинкс — женщина упорная и смелая сумела, во-первых, своими прошениями вытащить мужа Яна из тюрьмы, куда он попал за свои симпатии к Реформации, простила ему Анну Саксонскую, жила с ним в ссылке в городке Зинген (Нассаусского герцогства) с 1573-го по 1587-й. Когда в 1587 после смерти Яна Рубенса у семьи появилась возможность вернуться в Антверпен, Мария Пейпелинкс вернулась ради Антверпена в католическую веру. Замечательная дама, эта мама Рубенса.

А когда в 1630 году Рубенс овдовел, то женился на шестнадцатилетней дочери своего друга Елене Фурман. Несмотря на лёгкие имя и фамилию, Елена или же изначально была «рубенсовской женщиной», либо стала такой впоследствии. Удивительный папа, удивительная мама плюс жена-крошка. Ему было 53 года, когда он получил шестнадцатилетнюю Фурман. Мне эти радости знакомы. В 1998 году я стал жить с Настей. Ей было шестнадцать в том году, а мне — 55 лет.

У Рубенса, если бы меня заставили выбрать одну работу, я бы выбрал «Похищение дочерей Левкиппа». По-английски титул звучит как изнасилование: «Te Rape of the Daughters of Leucippus». Два мускулистых брута знают, для чего тащат себе свесившись с лошадей этих два белых, горячих, страстных, мясистых инкубатора.

Чтобы пользоваться ими ежедневно.

Такие золотистоволосая и рыжая — нужные звери в хозяйстве. Лошади у мужиков-похитителей-насильников уже есть. Вот будут (тут простонародное русское определение «тёлки» уместно) — вот будут и тёлки.

Кастор и Поллукс — близнецы, родившиеся из яйца, которое снесла их мать Леда от Зевса. Насилуют они двух своих двоюродных сестёр. Их зовут Идаса и Линнея. Действие происходит в Спарте.

Его вершина — гравюра «Рыцарь, смерть и дьявол», конечно же. «Рыцарь, смерть и дьявол» — солдатская гравюра. В сравнении с ней — все мягкотелое. И Джоконда, стареющая библиотекарша в шали, и даже собственных рук его, Дюрера, «Апокалипсис».

В «Апокалипсисе» он пугает.

В «Рыцаре» — железный солдат катит через запрещённые области Смерти и Дьявола, не согнув спины.

Разумеется, пейзаж условен. На самом деле горы — это трудности, песочные часы показывают смерть.

Смерть заставляет глубоко думать.

Женщина заставляет глубоко думать…

Суровый Тевтон, слившийся с железом и сталью доспехов, грубое и угрюмое большое лицо воина, шлем как грозный скафандр окаймляет тевтонские черты.

Прямо сидит на скорее хрупкой для него лошади. В правой руке — вертикальное копье, слева — узкий горизонтальный меч. И даже куски незащищённого тела выглядят бронёй.

Сопровождаем Смертью, у той лошадёнка похуже, в руке Смерть подняла, подсовывает взору рыцаря, песочные часы с циферблатом, дескать «Помни о времени, рыцарь!». Сквозь космы из змей на черепе и вокруг позвонков шеи — дикая борода. Бородатая смерть с двумя невысокими рогами из шевелюры на черепе. Бородатая Смерть есть только у Дюрера.

И наконец, за лошадью рыцаря-тевтона — свиноподобный и одновременно крокодилоподобный Дьявол. Один кривой рог на башке, ещё два спускаются витые с висков, как пейсы у старого еврея, а над ними — два горизонтальных поросячьих уха. В руке — палка-багор, то ли вылавливать трупы, то ли зацепляться за скалы, то ли причинять боль, вонзив в человека и разрывая плоть.

Вверху над головами рыцаря и смерти — средневековый замок-крепость с башнями.

Внизу под лошадью в разные стороны бегут собака и ящерица.

У Тевтона высокомерное упрямое выражение лица. Он тупо продолжает путь по жизни, прямой, как барон Унгерн, не реагируя на часы, демонстрируемые Смертью.

Тевтон — идеальное воплощение человека воли, упрямо следующего своей судьбе, не позволяя себе быть ни смущённым, ни испуганным Смертью и Дьяволом.

По сути гравюра Дюрера демонстрирует победу рыцаря над Смертью и Дьяволом.

Под доспехи надевали особую одежду, чтобы железо не натирало ран на теле. Но раны всё равно были, представьте себя, ходящего в железном костюме. Да ещё не только ходящего, но натужно манипулирующего мечом и копьём. Я думаю, помимо тканей и кожи, перетянутых через тело рыцаря в самых натужных местах, в этих же местах тело смазывали жиром, салом. Рыцарь, должно быть, адски вонял от смеси сала с ядовитым потом воина.

Зимой латы примерзали, а летом жгли, как жжёт раскалённое тавро.

Смерть в саване, налегке, Дьявол в своей шерсти, им легко, а рыцарю невыносимо. Но он набычился и следует между скал своим путём. И неизвестно, кого и скольких поразят его меч и копьё, прежде чем весь песок из верхней чаши песочных часов окажется в нижней.

Мученичество Святого Иоанна 1497–1498 гг.

Угрюмое безумие жизни в рыцаре. И Смерть и Дьявол поотстали, поняли, насколько он страшнее их.

В конце жизни Альбрехт (это был 1528 год, ему, следовательно, было не так много лет по нынешним меркам, родился он в 1471 году, было ему 57 лет) говорил, что с ним всё хорошо, он отдаётся музыке и гимнастике.

Гимнастике — это да, гимнастика в 1528-м — это невероятно, скорее всего, для Германии того времени. Многие, нет, не занимались в те века гимнастикой. Тем более он был из сословия ремесленников. Вот рыцари, я полагаю, все вынужденно занимались гимнастикой.

Ещё одна его гравюра — «Святой Иероним в келье». Собака и лев спят на переднем плане, а далее мы видим внутренности кабинета Святого Иеронима. Лавки вдоль стены, два широких и высоких окна — витражи, сундуки под лавками, подушки (!) на лавках, череп на подоконнике, старые широкие книги с застёжками. Сам Святой сидит у дальней стены, закутанный в рясы, и пишет на наклонной подставке, о такой я всю жизнь мечтаю, но никогда не имел. И опять песочные часы в углу висят. Без времени было нельзя.

Святой Иероним сделан в ту самую эпоху, когда по германской земле ходили Лютер и Фауст. И видимо, и их кабинеты выглядели так же.

То есть Дюрер вот этими двумя гравюрами создал, нет, запечатлел, нет, обратил внимание, нет, воскликнул о двух германских самых главных архетипах и того времени, и всех времён, — рыцарь и святой учёный.

Во всех книгах о Дюрере сказано, что его основное произведение, сделавшее его знаменитым в Европе, это пятнадцать гравюр к тексту «Апокалипсиса». Что не соответствует действительности. От гравюр «Апокалипсиса» болят глаза. Там слишком много всего наворочено. Там утопаешь в толпах. Рыцарь, Смерть и Дьявол — сконцентрированное торжество силы воли. Это — бесстрастный парад сверхчеловека мимо смерти и искушений.