Михаил Алпатов - Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира и средних веков. Том 1

Можно называть эти три стадии «ранняя», «зрелая» и «поздняя» или «архаика», «классика», «манера».

Эти стадии заметны и в античности, и в средневековье, в искусстве Возрождения, на Западе и на Востоке, и в более позднее время. Но, конечно, эта схема не может считаться универсальным ключом для расшифровки развития всех стилей. Не следует забывать, что она не затрагивает самого содержания отдельных периодов искусства·. К тому же в истории немаловажное значение играли и другие привходящие обстоятельства, которые не только задерживали переход от одной ступени к другой, но и порой придавали этим ступеням новое содержание.

Недаром такая смена трех ступеней ясно различима лишь в наиболее несложные эпохи художественного развития и античности и на заре европейской культуры. В древнем Востоке и в средневековом Востоке, с медлительностью их культурного развития, его зрелая ступень затягивалась на столетия; это мешало возникновению третьей ступени, но вместе с тем наложило печать застойности на классическую ступень и сильно препятствовало дальнейшему обновлению искусства. Позднее эти соотношения ступеней коренным образом изменились.

Общность различных стилей не ограничивается закономерностью их хода развития. Она определяется еще стремлениями отдельных мастеров и художественных направлений освоить художественное наследие в целях более полного выражения своих творческих исканий. Они делали это порой через голову многих столетий. В XVII–XVIII веках во Франции родился вкус к китайскому прикладному искусству, и Андре Шенье, которому, судя по характеру его собственного творчества, следовало ценить лишь одних классиков, восторгался китайскими лириками. Так случилось, что Делакруа наряду с Рубенсом жил впечатлениями от Рафаэля и Пуссена, а Стендаль объявил Расина романтиком, чтобы оправдать симпатию к нему своего поколения. В XVIII веке, в пору засилия классической доктрины, французский архитектор Блондель восхищался готическими зданиями, Баженов в XVIII веке высоко ценил древнерусскую архитектуру.

Время в истории искусства не всегда исчисляется по календарю. Недаром барбизонцы после почти двухвекового перерыва подхватывают нить, выпавшую из рук голландских пейзажистов XVII века. Порою художники разных эпох близки друг другу, даже не подозревая об этом. Реймский мастер XIII века не знал скульптуры Парфенона, но на основании виденных им скудных римских мраморов он глубже проникся духом эпохи Фидия, чем это могли сделать европейские мастера Канова и Торвальдсен, свидетели водворения скульптур Парфенона в Британском музее. Микельанджело не видел раскопанного только в XIX веке пергамского фриза, однако развенчанный последующими открытиями «Лаокоон» помог ему создать произведения, во многом конгениальные поздней античности. Рембрандт никогда не бывал в Италии, но в свои поздние годы он создавал образы, своим чистосердечием напоминавшие Ван Гогу Джотто. Китайские статуэтки эпохи Тан со своей милой грацией похожи на греческие танагры, а скульптура олимпийских фронтонов— на фрески Пьеро делла Франческа. Историк искусства не может обойти молчанием родство этих явлений, хотя непосредственной связи между ними не существовало.

Разделы мировой истории искусства не отделены преградами стилевых категорий. Глубокая уверенность во внутреннем родстве великих произведений искусства разных эпох подсказала русскому писателю начала XIX века Одоевскому прекрасный образ «поэтов, разделенных временем и пространством и отвечающих друг другу, как отголоски между утесами». Эта уверенность внушила ему мысль, что в конечном счете все великие художественные создания построены по законам большого стиля, и позволила назвать страсбургскую колокольню «пристройкой к египетским пирамидам».

В старину смотрели на всю историю искусств как на историю отдельных мастеров, индивидуальных дарований, которые своим творчеством определяли содержание всего художественного развития человечества. Вразрез к этому впоследствии зародилась мысль, что история искусств может обойтись «без художников». Весь ход художественного развития человечества стали рассматривать как закономерную смену отдельных направлений, выразителями и проводниками которых служили в меру своих сил и способностей великие и малые мастера. Между тем в истории искусства отдельные творческие индивидуальности и даже индивидуальные произведения должны занять подобающее положение. Больше того, в ряде наиболее примечательных созданий мы явственно видим плодотворные усилия выйти за узкие пределы стилевых категорий, к вершинам общечеловеческих ценностей.

К таким общечеловеческим ценностям принадлежат гомеровский эпос, афинский Акрополь, Реймский собор, Адмиралтейство в Ленинграде, творчество братьев Ван Эйков, Рублева, Брунеллеско, Микельанджело, Рембрандта, Шекспира, Мольера, Глинки, Гете, Баха, Бетховена, Толстого, Достоевского и множества других зарубежных и русских, современных и старых художников, имена которых у всех постоянно на устах. Рассматривая произведения этих мастеров, легко заметить в них черты стиля их эпохи, порою эти черты в них полнее выражены, чем в творчестве заурядных мастеров. Шекспир был «елизаветинцем», Микельанджело издавна называли «отцом барокко», Мольер подчинялся «закону трех единств», Бах был представителем «барокко в музыке». Но все же эти мастера говорят с нами, как наши современники, они понятны нам, будто создали свои произведения только вчера. У нас есть все основания думать, что драмы Шекспира, картины Рембрандта, поэзия Пушкина долго еще сохранят свою молодость.

Изучая историю искусств, нельзя забывать закономерность исторического развития, содержание исторического процесса можно полно понять, лишь признавая наряду с общими стилевыми категориями и значение творческих личностей.

Поступательное движение искусства ведет его неизменно вперед, но не всегда прямым путем. Энгельс указывал на зигзагообразный характер культурного развития человечества. Взгляд на развитие искусства как на прямой путь совершенствования обедняет его содержание. Извилистый характер всего исторического развития сказывается и в истории искусства.

Предпосылкой самостоятельного художественного развития в прошлом обычно служило то новое понимание мира, которое раскрывается людям в переломные годы. В классовом обществе это было неизменно связано с тем, что передовые социальные слои выходили на арену истории, получали преобладающее положение и приобретали этим преимущества для своего духовного развития. В зависимости от более или менее благоприятных внешних и внутренних условий этим слоям общества удавалось дать более или менее совершенное художественное выражение своей правде, своему видению мира и этим сказать свое слово в искусстве. Но в классовом обществе с течением времени преимущества для духовного развития привилегированных становились источником их слабости, самое художественное видение их приобретало самодовлеющий характер и переставало быть средством познавания жизненной правды. Вот почему с низвержением ранее существовавшего порядка и с приходом новых людей в искусство проникает новый взгляд на мир, открываются новые возможности для художественного развития.