Дональд Томпсон - Как продать за $12 миллионов чучело акулы. Скандальная правда о современном искусстве и аукционных домах

На аукционах произведения искусства нередко продаются заметно дороже текущих дилерских цен. В мае 1998 года два покупателя-энтузиаста подняли цену уже упоминавшейся «Оранжевой Мэрилин» Уорхола до 17,3 миллиона долларов — при эстимейте в 4—6 миллионов долларов. Эта цена вчетверо превзошла тогдашний аукционный рекорд Уорхола. Эта работа — одна из пяти чуть отличающихся друг от друга «Оранжевых Мэрилин» одной серии и одного размера. Тогда же в одной из нью-йоркских галерей можно было приобрести другую картину этой же серии за треть аукционом цены. Среди участников торгов, оставшиеся ни с чем, были MoMA, Тейт, музей Уорхола в Питсбурге, С. Ньюхаус и Стив Уинн, но все они вышли из игры примерно на 7 миллионах долларов. Через несколько дней Уинн приобрел «Оранжевую Мэрилин» чуть поменьше размером за 3 миллиона долларов. Только двое участником всерьез увлеклись процессом. Их занесло. Роль остальных тринадцати претендентов на этом аукционе свелась к одному: они прочно убедили двух главных участников событий в том, что это действительно ценный и желанный лот.

Надо признать, что, хотя работы Уорхола обычно тиражировались в нескольких экземплярах, они не являются точными копиями. Как правило, на самых дорогих экземплярах шелковая основа безупречна, а красная краска точно ложится на губы объекта. Стоят ли эти особенности такой разницы в цене? Уорхол стремился к тому, чтобы каждый экземпляр чем-то отличался от остальных; одним нравится одно, другим другое. Данная «Оранжевая Мэрилин» провела тридцать лет в двух немецких музеях; в городском музее Дармштадта с 1970 по 1981 год и во франкфуртском Музее повременного искусства с 1981 по 1997 год.

Еще одним неудачливым участником битвы за «Оранжевую Мэрилин» был лондонский торговец бриллиантами Лоуренс Графф. В 2006 году он приобрел более редкую «Красную Лиз»; на этом аукционе все покупатели, кроме одного цюрихского дилера, вышли из игры на 7 миллионах долларов. Графф и дилер остались вдвоем и подняли цену до 12,6 миллиона долларов. В это же время продавалась по крайней мере еще одна версия «Красной Лиз» по цене чуть ниже 6 миллионов долларов.

Существует статистика, иллюстрирующая ситуацию во время аукционного процесса, когда участников заносит. Примерно один из восьми удачливых покупателей на аукционе произносит, подходя к кассе: «Мне кажется, я не забирался так высоко». Специально на такой случай аукционные дома ведут аудио- и видеозапись всего процесса торгов. Иногда происходит иначе: победивший участник, обычно с Ближнего Востока, подходит к кассе и говорит: «Да, я знаю, что предложил 200 тысяч долларов, но, может быть, вы согласитесь на 175 тысяч?»

Если неудачливый участник после аукциона нередко жалеет, что не сделал «еще одного маленького шага» и вышел из игры, то победитель (который, вполне возможно, сделал много шагов вверх от установленного им для себя Максимума) иногда тоже испытывает сожаление, — по уже о сделанной покупке. Это настроение знакомо всем, кто покупал первый в своей жизни дом и просыпался на следующее утро с панической мыслью: «Сколько-сколько я должен буду заплатить?» Аукционный дом всегда старается успокоить покупателей, хотя никто об этом не просит. Так, на следующий день покупателю может позвонить специалист аукционного дома с поздравлениями. Покупателю лишний раз говорят, что он поступил мудро, что приобретенное произведение искусства не обманет его ожиданий. Но сожаление о покупке, как правило, быстро проходит; увлеченные коллекционеры помнят только свои неудачи. Эми Капеллаццо из «Кристи» говорит, что им почти никогда не звонят на следующий день покупатели с вопросом: «Не переплатил ли я?»

Покупка произведения искусства на «Кристи» иди «Сотби» — верное средство против подобных опасений и сожалений. Достаточно просто сказать: «Я приобрел этого Бэкона на вечернем аукционе «Кристи», — и вряд ли кто-нибудь станет критиковать вашу картину или ее стоимость Если же покупатель всерьез расстроен покупкой, специалист аукционного дома согласится снова выставить ее на продажу, но посоветует выждать год или два, чтобы картина вновь приобрела «свежесть».

Иногда с сожалением о сделанной покупке помогает бороться даже процесс оплаты. Калифорнийский коллекционер Эли Брод, купив картину Роя Лихтенштейна «Мне... мне очень жаль» (1965) с изображением заплаканной блондинки за 2,47 миллиона долларов, придумал заплатить за нее карточкой «Америкен экспресс». У миллиардеров очень высокие лимиты оплаты по карточкам. Брод получил на этом бонус размером в 2,47 миллиона полетных миль, которые тут же пожертвовал местным студентам-художникам, — а «Сотби» пришлось заплатить 1% за пользование карточкой, что обошлось аукционному дому в 24 700 долларов из 227 тысяч долларов комиссионных. После этого «Сотби» ввел правило принимать с карточек платежи только до 25 тысяч долларов — этого хватит разве что на то, чтобы слетать из Нью-Йорка в Лос-Анджелес.

Экономисты разрабатывают специальные игры, моделирующие ситуацию аукциона; эти игры должны научить участников принимать во внимание и заранее просчитывать нелогичные и ничем не обусловленные действия других людей. Один из примеров — игра «сороконожка», часть экономического сектора теории игр; дерево этой игры на бумаге напоминает сороконожку, отсюда и название.

В базовом варианте играют двое. Игроки А и Б садятся за стол друг напротив друга. Водящий, которого мы можем называть аукционистом, кладет между ними на стол 1 рубль. Игрок А может взять рубль, и на этом игра закончится. Если А не берет рубль, аукционист добавляет еще 1 рубль и предоставляет игроку Б выбор: взять 2 рубля и закончить игру или пропустить ход. Если Б не берет деньги, аукционист добавляет еще 1 рубль и предоставляет тот же выбор игроку А. Кучка денег на столе может расти до известного обоим игрокам предела — скажем, до 50 рублей.

Поскольку в конце игры Б гарантированно получит 50 рублей, благоразумный игрок А захочет взять деньги ка шаг раньше, то есть 49 рублей. Б это знает; поэтому, считая А благоразумным, он обязательно возьмет деньги еще на шаг раньше, то есть 48 рублей — и так далее, до начала игры, когда А по идее должен взять первый рубль и тем самым закончить игру.

Есть и еще один логичный и рациональный (но слишком оптимистичный) сценарий, где игра доходит до 50 рублей, потому что А считает, что Б поделится с ним выигрышем, хотя никакой предварительной договоренности между ними нет. Чтобы выигрыш действительно был поделен, каждый игрок должен быть уверен, что второй также провел все эти расчеты и — еще более важно — что чувство справедливости победит в нем жадность. Это примерно как считать на аукционе, что соперник, победив без труда в борьбе за одну картину, не будет участвовать в торгах на следующую и позволит вам приобрести ее.