неизвестен Автор - История русской литературы в четырех томах (Том 3)

Так уже в 50-е гг. задача "единения людей" как цель, "диалектика души" как путь к этой цели и философия истории осмысляются Толстым в качестве проблем, находящихся в живой и неразрывной связи. Гоголевская концепция "мертвой" и "живой" души [8] получает в творчестве Толстого свое дальнейшее и своеобразное развитие, характер которого определяется особенностями исторического мышления писателя и его художественного метода.

Педагогические выступления Толстого начала 80-х гг. во многом связаны с проблематикой "Люцерна". Исторический прогресс осмысляется писателем в публицистике этого периода как движение общества в соответствии с "царствующим убеждением" (8, 332). Прогрессистам, или "правоверным" (8, 332) этого процесса, по мнению Толстого, чужда мысль отвлечённая (иначе нравственная), не служащая "царствующему убеждению" и связанная всегда с народом, основной частью общества. "Историческое умозаключение" как знание "воображаемое" противопоставляется писателем "знанию инстинктивному", с его точки зрения - истинному. Отсюда - неприятие Толстым "общественного воспитания" народа, несущего в своей душе знание добра и зла. Неприятие писателем либеральной и революционно-демократической программ образования народа одинаково решительно. По при всем расхождении воззрений революционных демократов и Толстого демократическая основа этих воззрений была общей.

"Закон прогресса" для Толстого - закон совершенствования. Он "написан в душе каждого человека и, только вследствие заблуждения, переносится: в историю" (8, 333). Программы воспитания "людей прогресса" и воспитания "просто людей" (3, 348) расходятся. "Мы убеждены, - пишет Толстой, - что сознание добра и зла. независимо от воли человека, лежит во всем человечестве и развивается бессознательно вместе с историей" (8,24).

Отрешение от "суеверия в прогресс" позволяет, по мнению Толстого, видеть в жизни человечества неравнозначность воспоминаний прошедшего (фактов история). Одни из них - основа "для трудов настоящего". Другие - преграда. И действенность их (как в позитивном, так и в негативном смыслах) с хронологией прогресса отнюдь не связана. Философия жизни отдельного человека и философия истории были осмыслены Толстым к началу 60-х гг. как нечто единое. Причину этого единства писатель видел в действии вечного, неизменного и надысторического закона, одинаково проявляющегося в частном и универсальном бытии.

Человеческий, художественный и публицистический опыт Толстого 50-х-начала 60-х гг. вылился в путь к "большому" жанру. Неприятие текущей действительности и потребность воздействия на ход ее движения обратили Толстого к истории России, к поиску в уже минувшем общественно значимого проявления нравственных начал. Прошедшее, таким образом, утвердило себя в качестве темы и предопределило будущий характер "большого" жанра как жанра исторического и вместе с тем актуального.

4

Замысел романа о людях, прошедших через декабризм и изгнание ("Декабристы", 1863), приводит Толстого к эпохе 1812 г., с небывалой силой обнажившей мощь к жизнеспособность русского характера и нации в целом. Но задача выявления внутренних источников противостояния злу и победы человека (и нации) над ним обращает писателя к эпохе "неудач и поражений", где сущность характера должна была "выразиться еще ярче" (13, 54). Начало действия "Войны и мира" переносится к 1805 г.

В 60-е гг. в связи с крестьянской реформой и последовавшими за ней преобразованиями страны вопросы о закономерностях развития истории, о самом процессе исторического движения человечества становятся для России важнейшими. Своеобразными ответами на них явились и "Идиот" Достоевского (1868), и "Обрыв" Гончарова (1869), и "История одного города" Салтыкова-Щедрина (1870). Исторический замысел Толстого оказался в главном русле исканий русской общественно-литературной мысли этого периода.

Сам Толстой воспринимал "Войну и мир" как "книгу о прошедшем" (15, 241), не подводимую ни под одну из жанровых форм. "Это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника, - писал он. - "Война и мир" есть то, что хотел и мог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось" (16, 7). Однако широта философско-исторического синтеза и глубина социально-психологического анализа многообразных проявлений истории в человеке и человека в истории обусловили закрепление за "Войной и миром" определения "романа-эпопеи". [9]

Бесконечность процесса духовных извлечений при чтении "Войны и мира" органично связана с толстовской задачей выявления общих закономерностей общественного и личного бытия, подчиняющих себе судьбы отдельных людей, народов и человечества в целом, и находится в прямой связи с толстовскими исканиями пути людей друг к другу, с мыслью о возможном и должном человеческом "единении".

Война и мир - как тема - это жизнь в ее универсальном охвате. Вместе с тем война и мир - самое глубокое и трагическое противоречие жизни. [10] Размышления над этой проблемой вылились у Толстого прежде всего в исследование взаимосвязи свободы и необходимости, сущности волевого акта личности и объективного результата его последствий в конкретный момент. Называя эпоху создания "Войны и мира" "самоуверенным временем" (15, 227), забывшим о существовании этой проблемы, Толстой обращается к философской, богословской и естественнонаучной мысли прошлого, бившейся над решением вопроса о взаимосвязи свободы и необходимости (Аристотель, Цицерон, Августин Блаженный, Гоббс, Спиноза, Кант, Юм, Шопенгауэр, Бокль, Дарвин и г. д.), и нигде - пи в философии, ни в богословии, ни в естествознании - завершающего позитивного итога в разрешении проблемы не находит. В исканиях минувших веков Толстой обнаруживаем постоянное возвращение новых поколений к "пенелоповой работе" (15, 226) своих предшественников: "Рассматривая философскую историю вопроса, мы увидим, что вопрос этот не только не разрешен, но имеет два решения. С точки зрения разума - свободы нет и не может быть, с точки зрения сознания нет и не может быть необходимости" (15, 227-228).

Размышления о закономерностях развития человеческой истории приводят Толстого к разделению понятий разум и сознание. "Откровения" сознания, по мнению писателя, предполагают полную свободу личности, требования же разума рассматривают любое проявление свободы (иначе - воли) человека в его сложных связях с окружающей действительностью но законам времени, пространства и причинности, органическая связь которых и составляет необходимость.

В черновых вариантах "Войны и мира" Толстой рассматривает ряд величайших нравственных "парадоксов" истории - от времен крестовых походов, Карла IX и Варфоломеевской ночи до французской революции, - которые не получили объяснения, по мнению писателя, ни в одной из известных ему историко-философских концепций, и ставит перед собою задачу отыскать новые законы человеческой истории, которая определяется им как "наука народного самопознания" (15, 237).