неизвестен Автор - История русской литературы в четырех томах (Том 3)

В основу концепции Толстого ложится идея "непрерывного движения личности во времени" (15, 320). Проводится масштабное сопоставление: "Как в вопросе астрономии, так и в вопросе humaniores настоящего времени, все различие взгляда основано на признании или непризнании абсолютной неподвижной единицы, служащей мерилом изменения явлений. В астрономии это была неподвижность земли, в humaniores это - неподвижность личности, души человеческой <...> Но в астрономии истина взяла свое. Так точно в наше время истина подвижности личности должна взять свое" (15, 233). "Подвижность личности" при этом соотносится с подвижностью души, утвердившейся уже с повеет "Детство" как неотъемлемый признак человека "понимающего".

По отношению к истории вопрос о свободе и необходимости решается Толстым в пользу необходимости. [11] Необходимость определяется им как "закон движения масс во времени". Одновременно писатель подчеркивает, что в личной жизни каждый человек в момент совершения того или иного поступка свободен. Этот момент оп называет "бесконечно малым моментом свободы в настоящем", в период которого "душа" человека "живет" (15, 239, 321).

Однако каждый данный момент времени неизбежно становится прошедшим и превращается в факт истории. Его неповторимость и невозвратимость предопределяют, по Толстому, невозможность признания свободы воли применительно к совершившемуся и прошедшему. Отсюда - отрицание ведущей роли произвольных действий личности в истории и одновременно утверждение нравственной ответственности человека за любой поступок в каждый бесконечно малый момент свободы в настоящем. Этот поступок может быть актом добра, "соединяющим людей", или актом зла (произвола), "разъединяющим людей" (46, 286; 64, 95),

Неоднократно напоминая о том, что свобода человека "закована временем" (15, 268. 292), Толстой вместе с тем говорит о бесконечно великой сумме "моментов свободы", т. е. жизни человека в целом. Поскольку в каждый такой момент - "душа в жизни" (15, 239), идея "подвижности личности" ложится в основу закона необходимости движения масс во времени.

Утвержденная писателем в "Войне и мире" первостепенная значимость "каждого бесконечно малого момента" как в жизни отдельного человека, так и во всемирном движении истории предопределила метод анализа исторического и обусловила тот характер "сопряжения" масштабности эпопеи с детализацией психологического анализа, который отличает "Войну и мир" от всех форм художественно-исторического повествования и остается до сих пор уникальным как в русской, так и в мировой литературе.

"Война и мир" - книга исканий. В попытке Толстого найти законы движения человеческой истории важен сам процесс поиска и система доказательств, углубляющая проницательность читательского суждения. Некоторая логическая незавершенность и противоречивость общего философского синтеза этих исканий ощущалась и самим Толстым. Он предвидел обвинения в склонности к фатализму. И потому, развивая идею исторической необходимости и конкретной формы ее выражения - закона стихийного движения масс к неизвестной цели, - писатель настойчиво и неоднократно подчеркивал нравственную ответственность человека за любое решение или поступок в каждый данный момент.

"Воля провидения" в философско-художественной интерпретации Толстым жизненного процесса - отнюдь не парализующее вмешательство "высшей силы", устраняющей активность зла. И в общей и в частной жизни людей зло действенно. "Безучастная сила" слепа, жестока и результативна. С понятием "фатализм", употребляемым самим Толстым для объяснения явлений, неподвластных "знанию разумному", связано в художественной ткани романа "знание сердечное". "Пути мысли" противопоставляется "путь ощущения", "диалектике разума" (17, 371) - "диалектика души". "Знание сердечное" обретает в сознании Пьера наименование "веры". Это знание - не что иное, как нравственное чувство, вложенное природой в каждого человека, являющееся, по мнению Толстого, "надысторическим" и несущим в себе ту энергию жизни, которая фатально противостоит силам произвола. Скептицизм Толстого покушается на "всесильность" разума. Источником духовного самотворчества выдвигается сердце.

Черновые наброски к "Войне и миру" отражают семилетний процесс поиска и сомнений, завершившийся философско-историческим синтезом 2-й части эпилога. Описание ряда событий в движении народов с запада на восток и с востока на запад, конечная цель которого, по Толстому, осталась недоступной человеческому разуму, начинается с исследования эпохи "неудач и поражений" русского народа (нации в целом) и охватывает период с 1805 по август 1812 г. - канун Бородинского сражения, причем июнь-август 1812 г. (вторжение Наполеона в Россию и движение его к Москве) и предшествующие этому времени семь с половиною лет качественно неоднородны, С момента вступления французского войска на русскую территорию "неудачи и поражения" русской армии сопровождаются необычайно быстрым пробуждением общенационального самосознания, предопределившим исход Бородинского сражения и последующую катастрофу Наполеона.

Жанровое своеобразие "Войны и мира" определяется Толстым в 1865 г, как "картина нравов, построенная на историческом событии" (48, 64). Действие романа охватывает 15 лет и вводит в читательское сознание огромное количество действующих лиц. Каждое из них - от императора и фельдмаршала до мужика и простого солдата - подвергается Толстым "испытанию" временем: и бесконечно малым моментом, и суммою этих моментов - историей. В этом "испытании" обнаруживается и то существенное значение, которое придает Толстой способности человеческого "понимания" как в частной, так и в общей жизни людей. [12]

В разгар работы над началом "Войны и мира" писатель делает в дневнике знаменательную запись, касающуюся его отношений с Софьей Андреевной, но далеко выходящую за пределы только личного: "Объяснять нечего. Нечего объяснять... А малейший проблеск понимания и чувства, и я опять весь счастлив и верю, что она понимает вещи, как и я" (48, 57). Ощущение полноты жизни, процесс общения между людьми и проблема "понимания" рассматриваются Толстым в неразрывной связи.

В противостоянии России Наполеону органично сливаются народное и национальное. Этому единству противостоит в "Войне и мире" высший петербургский аристократический круг, осмысленный писателем как отрицаемое им привилегированное общественное сословие, отличительной чертой которого и является "непонимание". При этом патриотическое чувство народа в период наполеоновского нашествия рассматривается Толстым как высочайший уровень "знания сердечного", обусловившего возможность "человеческого единения" в 1812 г., исторически значимого для последующих судеб России и Европы в целом.