Андрей Горохов - Музпросвет

Шел 1991-й. В подвалах заброшенных домов в восточной части Берлина проходили яростные техно-пати, на которых отрывались безработные ребята из бывшей Восточной Германии и гомосексуалисты, понаехавшие с Запада за глотком свободы. Вместо экстази в употребление вошли амфетамин и героин. Алек Эмпайер крутил пластинки в мрачном техно-бункере под названием Tekknozid. «В начале 90-х мы с удовольствием слушали джангл, потому что эта музыка была невыносимо громкой, примитивной и дико действовала на нервы».

В 1992-м бывший панк, а ныне хардкор-диджей Алек Эмпайер создал безумную антифашистскую группу Atari Teenage Riot (ATR). За проектом скрывался целый букет славных идей. С ненавистной танцевальной музыкой покончено раз и навсегда. Брейкбит неостановимо движется в сторону транса и диско, единственной альтернативой остается Digital Hardcore. Digital Hardcore — это фрагменты гитарных партий металлической группы Slayer, невыносимо искаженный брейкбит, очень много индустриального грохота и еще больше воплей и криков. Самая главная идея: «Звуки бунта вызывают бунт».

Первое же выступление нового берлинского коллектива произвело такой фурор, что на второй концерт съехались представители всех концернов звукоиндустрии. Серьезные люди в пиджаках приехали аж из Лондона посмотреть на новое чудо берлинского андеграунда — такое случается, прямо скажем, нечасто. Сумасшедшей группе тут же предложили контракты. Алек и его коллеги были немало смущены скоростью коммерциализации их революционной агрессии.

Алек Эмпайер — яростный антифашист. Техно он тоже ненавидит. Все, на первый взгляд, безобидные рейверы для него чуть ли не гитлерюгенд. Его самые главные враги — это неофашизм и диско-музыка, с его точки зрения сильно связанные друг с другом. Неонацистские издания действительно прославляли транс и техно как новую музыку немецкой молодежи. Алек Эмпайер — серьезный парень, в утопические идеи о переустройстве общества на так называемых «демократических принципах» он не верит, потому что для него эти самые демократические принципы и есть современная форма фашизма.

Музыкант ненавидит саму идею рейва, то есть танцулек в конце рабочей недели, когда люди отправляются в клуб, чтобы забыть свою жизнь и почувствовать себя счастливыми. А в понедельник — снова на ненавистную работу.

Сам Алек ни наркотиков, ни алкоголя не употребляет. Он полагает, что немецкое правительство насаждает техно-музыку и экстази, чтобы дать хоть какую-то радость подрастающему поколению.

Алек Эмпайер: «Кое-кто полагает, что крутой музыка становится, когда бас-барабан стучит в темпе двести ударов в минуту. Что за чушь! Крутая музыка может иметь и ноль ударов в минуту, но быть нестерпимой для восприятия. Все дело — в качестве звука».

Эмпайер — принципиальный сторонник быстро сделанной и отвратительно звучащей музыки. Тут дело, конечно, не только в скорости изготовления. Сильно искаженным звук получается вовсе не оттого, что над ним мало трудились; искажения — результат целенаправленного применения специальных эффектов. Исказить звук, вообще говоря, несложно — сложно добиться грува.

Может быть, продукция Эмпайера и его тусовки — это не самый быстрый хардкор из имеющихся в природе, но определенно один из самых шумных и злобных. Да, он намеренно записан с искажениями, но акустической помойкой его никак не назовешь. Это очень скупо сделанная музыка.

Радикальный подход Алека Эмпайера вызывает не одни только восторги, для многих европейских музыкальных критиков Atari Teenage Riot — это манерная панк-группа эпохи техно. Термин «техно-панк» тоже, разумеется, был употреблен.

В 1992-м лондонские диджеи и продюсеры столкнулись с распродажей хардкора, рейвы поглупели, повеселели и стали неприлично коммерческими и легальными. Перепроизводство коммерческого хардкора привело к его девальвации, хардкор попросту надоел, радостно-попрыгучие пластинки заполонили рынок, их уже никто не покупал.

Бывший хардкор-андеграунд отреагировал созданием нового саунда. Его называли Darkcore, а чаще всего просто Dark. Для него характерны общая холодная и отчужденная атмосфера, акустические фрагменты из саундтреков к фильмам ужасов и трескучий брейкбит. Из барабанного стука выкидывали буханье бас-барабана, оставались одни тарелки и малый барабан.

Музыка имелась, но вот некому и негде было под эту музыку танцевать. Поэтому бывшие хардкор-диджеи перебрались в тусовку поклонников регги и рагга-музыки.

Джангл (jungle) — это брейкбит, который бьется на скорости около 160 ударов в минуту, он похож на спотыкающуюся дробь пионерского барабана. Под брейкбит подложена бас-партия, позаимствованная из регги. Бас-линия идет в два раза медленнее, чем стук, то есть со скоростью 80 ударов в минуту.

Тут нужно сделать маленькое техническое отступление: если увеличивать скорость вращения грампластинки, то соответственно повышается и высота тона, возникает так называемый «эффект Буратино». В начале 90-х компьютерные аудиопрограммы были оснащены такой вещью, как time stretching («растяжение времени»). Имеется в виду техническая возможность ускорять или замедлять темп акустического фрагмента, не превращая его в пронзительный визг или, соответственно, в бурчание на низкой ноте. Иными словами, брейкбит в джангле был ускорен на компьютере.

В марте 1992 года в лондонском клубе Paradise Club стала проводить вечера диджейская тусовка A Way Of Life. Именно на этих танцульках произошло объединение живого рагга-речитатива с бешеной диджейской музыкой в стиле Dark core. Результат и назвали джанглом.

Тут в нашей истории появляются не только мощный бас, истеричный вокал и так называемые саунд-системы — то есть мобильные музыкальные установки, характерные для регги, но и темнокожий преступный мир Лондона, главный потребитель регги и рагга-музыки. Белых рейверов, которые приходили в Paradise Club в наивной уверенности, что здесь крутят свежую разновидность эсид-хауса, били смертным боем. За экстази здесь тоже по головке не гладили. В Paradise Club курили крэк.

Во всех остальных клубах сразу пошла ответная реакция. Диджеев, заводивших джангл, больше никуда не приглашали, хотя они и вопили, что джангл, как и любая другая музыка, не имеет отношения к наркотикам и организованной преступности. Танцоров, одетых по джангл-моде, не пускали во все остальные клубы, на многих дверях висели плакаты «No Breakbeat Zone» («Зона, свободная от брейкбита»). Глянцевые журналы пугали поклонников хэппи-хардкора ужасами джангла: дескать, опять в туалете Paradise Club пырнули ножом какого-то чернокожего кокаиниста, увешанного золотом. Несмотря на упорные слухи, что рагга-джангл — это саунд черных расистов, среди диджеев, продюсеров и лаже поклонников джангла было немало белых лондонцев.