Д Медриш - Литература и фольклорная традиция, Вопросы поэтики

Nisi blago grosi ni dukati.

Ni je blago ni srebro ni zlato,

Vec je blago sto je srcu drago42.

(He богатство - гроши и червонцы,

Не богатство - серебро и злато,

А богатство то, что мило сердцу)

Лирическая песня вступает в открытый спор с благополучным сказочным финалом, дарующим герою царскую дочь в невесты, а с нею и царский престол в недалеком будущем. Вот заключительные строки сербской (сараевской) песни:

Волимъ драго, нег Царево благо:

Што he мени све Царево благо

Кадя HCJMBM што: je мени драго. 43

(Лучше то, что мило, чем царское богатство

Что для меня все царское богатство,

Если у меня нет того, что мне мило).

Антитетичность песни-сказке отмечена не только присловьем ("сказка-складка, песня-быль"), она дает о себе знать и в противостоянии песенных образов. Убитый украинец передает через коня весть родным:

Iди, коню, до домочку,

Повiж мам! новиночку,

Лиш не кажи, що вбит лежить,

Але кажи, що ся женить.

Вере coбi в царя дочку

В чистiм полi могилочку44.

Традиционный фольклорный мотив "смерть - женитьба" обретает дополнительный смысл благодаря переосмыслению сказочной развязки.

Но и само личное видение не остается неизменным и начинает соответствовать ситуации. Более того, эта изменчивость видения может сама составить содержание песни:

На кабак идет детинка,

Словно маков цвет цветет;

Показалася ему кабацкая изба

Словно светлица светла,

А кабацкий голова, как сизой орел сидит,

Целовальники-чумаки, будто ясные сокола.

С кабаку идет детинка, как липинка гола,

В чем матушка родила,

И как бабушка повила;

Показалася ему изба, словно темная тюрьма.

А кабацка-та голова - словно сидит сама сатана

(Кир., II, 2, No 2446)

Если в нарративных жанрах, чтобы получить иную оценку, персонаж должен измениться, стать иным, то в песне для этого требуется предстать иным. Один и тот же персонаж может теперь по-разному назвать, увидеть, оценить одно и то же и по-разному выразить свою оценку:

Скоморохи - люди вежливые,

Люди вежливые, очестливые;

Они взглянутся, - улыбнутся,

А отвернутся,- рассмехнутся.

(Соб., VI, No 543).

Синонимы в этом случае уже отталкиваются от тавтологии; в столь тонком расслоении синонимических значений эпос, пожалуй, не нуждался. Называние персонажа также подчас попадает в зависимость от обстоятельств, на что обращает внимание и сама песня:

При людях меня сестрицей называл,

Без людей - сизой голубушкою.

(Соб, II, No 455).

Более того, герой песни делает попытку как-то представить себе не свою точку зрения, принять ее в соображение, взглянуть на жизнь глазами другого человека:

Когда лучше меня найдешь - позабудешь,

Когда хуже меня найдешь - вспомянешь...

(Соб., V, No 498).

Грамматическая форма второго лица при этом наиболее естественна, но вовсе не обязательна:

Вечор-вечор милый друг у девушек был,

У девушек был, про меня забыл.

Привел с собой он душечку лучше меня...

(Соб., V, No 307).

Ср. в сербской песне: девушка горюет:

Jep се моjе оженило драго,

Да je вишом и льепшом од мене...45

(Потому что женился мой милый

На той, что лучше и красивее меня).

Из этих слов отнюдь не следует, что "душечку", которую привел милый, девушка действительно признает лучше себя-лучше героини она может показаться только милому.

Следующий шаг - подключение восприятия и от третьего лица:

Хоть женися, душа моя, не ошибися,

Не женися, мой милый, на удовке!

У вдовушки обычай не девичий:

Постельку стелет - сама плачет,

Узголовье воскидает - возрыдает,

Свово прежнего друга вспоминает...

(Соб., III, No 206).

Отсюда-редкий, но не противоречащий поэтике лирической песни случай, когда партию "от автора" в одном и том же тексте ведут поочередно оба собеседника: каждый из них комментирует свою собственную речь и свои поступки:

Говорил я своей любушке словцо,

Говорил, крепко да наказывал:

"И посмирнее ты живи, моя любушка..."

Я наказу его не слушала...46

Изменяется и соотношение между поступком и его последствием. Не динамической напряженностью, а эмоциональной насыщенностью действия, не акустической, а психологической напряженностью речи определяется их результат. Восприятие зависит от конкретного эмоционального фона, и тогда тихое слово, вздох могут оказаться неизмеримо действеннее самого громкого окрика (ср. у Пастернака: "Тише! - крикнул кто-то, не вынеся тишины"):

...Другу милому кричала - он не слышит,

Правой рученькой махала - друг не видит;

Тяжелехонько вздохнула, - друг оглянулся..

(Соб., V, No 496).

Стремление лирической песни к большей, чем в эпосе, конкретизации несомненно. И все же средства, способные передать индивидуальное видение, остались на периферии песенной лирики. Причина как их появления, так и совершенно незначительного развития заключается, в конечном счете, в том, что герой лирической песни уже индивидуальность, но. еще не личность.

Изобразительные возможности лирическою высказывания

Казалось бы, лирика, с ее пристрастием к неиндикативным категориям, должна много потерять в изобразительности по сравнению с повествовательными жанрами фольклора, строго следующими за героем и его поступками. В действительности это не так.

В волшебной сказке, этом "чистом" нарративе, реальность и изобразительность находятся в обратной зависимости: чем обыденнее, привычнее предмет или явление, тем меньше они обрисовываются, и наоборот: чем "на неведомых дорожках"- "невиданнее звери", тем явственнее их "следы". Такова, во всяком случае, общая тенденция жанра, и это вполне естественно в повествовании, в котором именно чудесные свойства и явления движут сюжет 47.

Лирическая песня и здесь нарушает иерархию. Самые различные, в том числе и самые обыденные предметы и явления пользуются в песне правом на изображение. Изображаемое существенно постольку, поскольку оно "имеет лирическое наполнение, раскрывает внутренний мир героини"48. Изобразительность становится важным средством усиления выразительности. Исподволь накапливается арсенал средств, которые способны - уже в ином контексте - выполнять и самостоятельную изобразительную функцию.

Применительно к песне можно, вероятно, в генетическом плане говорить о двух видах изобразительности - "символическом" я "периферийном".

Когда влюбленные встречаются под белой березой или же под зеленой грушей и кудрявой яблоней (в украинском фольклоре-под вишней и черешней), а расстаются под горькой осиной, когда веселиться собираются под липой (ср. крыловский "Квартет"), то деревья здесь играют роль символов и уже потом-образов49. В русской лирике переправиться через речку-значит выйти замуж; в том же значении в польской песне о невесте говорится (под влиянием обряда), что она сидит на бочке. Все это - символика.