Николай Федь - Литература мятежного века

В самом деле, теперь можно услышать стенания о стагнации художественной литературы, о бедственном положении писателей, но не говорят о драматизме, а по сути исчезновении с литературной карты критики. Более того, иные "замшелые живые классики" (о чем уже приходилось писать), похоже, некоторым образом, даже довольны создавшейся ситуацией, мол, баба с воза - кобыле легче. Они, кажется, забыли ту простую истину, что полнокровный творческий процесс невозможен без критики. Вместе с тем, становление критики, ее созревание гораздо труднее, сложнее, чем возрождение изящной словесности. В искусстве все решает талант, который неистребимо живет в недрах народного сознания, как искра в кремне, и может заявить о себе в любое время при определенном стечении обстоятельств и исторических предпосылок. Именно крупное дарование, гений дает мощный стимул для развития художественного творчества.

Иное дело критика. Здесь, кроме наличия эстетического вкуса и способности аналитического суждения, нужна любовь к словесности, ясность эстетического и социального идеала, четкость общественных и философских ориентиров. Ибо для настоящей критики характерны философские и литературные функции, закрепленные в сознании данного общества. Вот почему вызывает беспокойство судьба научной критики как составной части творческого процесса. Впрочем, такое ее состояние значительно облегчает задачи литературного либерализма, который, по сути дела, выступает в качестве закомуфлированных трубадуров буржуазной идеологии и капитализма, враждебного по своей природе искусству.

II

Настоящий публицист сродни сатирику. Он равнодушен к житейским будням, нюансам личных переживаний и психологическим состояниям. Его занимают острые вопросы общественно-политической жизни и не личности, а типы, отражающие текущее время как бы в сгущенном виде.

Публицист - человек деятельный и целеустремленный, ему чужды постоянство и пассивная созерцательность. Он презирает двойственность и колебания в воззрениях на жизнь, когда решаются коренные проблемы бытия.

Яркий пример тому творчество Владимира Бушина. Писатель не просто выставляет на всеобщее обозрение уродства смутного времени, но подвергая их бичеванию, проникает в их связи с целым комплексом политических, моральных, идеологических и прочих явлений. Если к этому добавить гражданское мужество, непоколебимость убеждений и правдивость, то станет понятна причина его популярности, длящейся вот уже свыше десяти лет подряд завидное долголетие славы даже для талантливейших художников слова нашего времени, да и не только нашего.

Политическая публицистика Владимира Бушина - это смутное время в лицах. Редко-редко встречаются среди них лица прекрасные и человеческие. Как правило, это бессмертные гоголевские типы - кувшиные рыла, требующие, однако, "галантерейного отношения" к себе. Такое время.

Публичное обвинение в государственной измене М.С. Горбачева, показало, что в лице Бушина мы имеем талантливого писателя, но и глубоко мыслящего политика. 14 декабря 1990 года на VII съезде писателей России он не только произнес речь, которая была принята с большим энтузиазмом. Удар пришелся не просто по потускневшим "сиятельным вершинам", а по главе ползучей контрреволюции - по Генеральному секретарю ЦК КПСС и президенту страны. Причем это было первым на таком уровне изобличением предателя.

Бушин, не скрывая своего презрения к генсеку, клеймит его сарказмом, иронией и откровенной насмешкой. И тут же чувствуется его боль, горечь и беспокойство за судьбу великой державы. Странная закономерность, говорил он, чем хуже положение у нас в стране, тем более высокую премию дают Горбачеву, теперь у него международных наград больше, чем было золотых звезд у маршала Брежнева. Между тем, он, как Генеральный секретарь, президент, Главнокомандующий не защитил от клеветы и поношения ни партию, ни армию, ни сам русский народ. К концу речи оратор напоминает о долге, о вере и мужестве, и приводит сцену казни Остапа из "Тараса Бульбы" Гоголя. ""Остап выносил терзания и пытки как исполин. Ни крика, ни стона не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему руки и ноги, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленных зрителей... Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, одобрительно говорил: <���Добре, сынку, добре!> Но когда подвели Остапа к последним смертным мукам - казалось, будто стала подаваться его сила... <���О Боже! повел он очами вокруг себя. - Все неведомые, все чужие лица!> Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти!.. И упал он силою, и воскликнул в душевной немощи:

- Батько! Где ты? Слышишь ли ты?

- Слышу! - раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно мгновение вздрогнул..." (Взрыв аплодисментов.) Не так ли и нашу Родину возводят ныне на эшафот, не так ли и ей ломают руки да ноги, не так ли и к вам, президент, несутся, заглушая ужасный хряск, отчаянные клики со всех концов державы на всех языках, что ни есть в ней: "Батько! Где ты! Слышишь ли ты?" Если раздавалось бы в ответ громовое полковничье "Слышу!", то весь трехсотмиллионный народ вздрогнул бы в одно мгновение и воспрял духом. Но нет никакого ответа, и только летят над страной, словно из уст Андрия, мертвые слова "консенсус"... "приватизация"... "чубайс"... "ваучер"..."10 (Бурные аплодисменты.)

Своим мужественным поступком Бушин спас честь русского писателя. (Единственный, кто осудил эту речь, был Виктор Астафьев, который назвал ее "диким вздором, недостойным этого собрания и всего человечества" ("Известия". 1990, 16 декабря). Из стенографического отчета о съезде ("Литературная Россия". 1990, № 50-52) выступление было изъято.

Быть может, бушинское выступление придало решимости чеченке Сажи Умалатовой, бригадиру с машиностроительного завода, когда она говорила с трибуны съезда депутатов СССР: "Руководить дальше страной М.С. Горбачев не имеет морального права. Нельзя требовать с человека больше, чем он может. Все, что мог, Михаил Сергеевич сделал. Развалил страну, столкнув народы, великую державу пустил по миру с протянутой рукой... Уважаемый Михаил Сергеевич! Народ поверил вам и пошел за вами, но он оказался жестоко обманутым. Вы несете разруху, развал, голод, холод, кровь, слезы, гибель невинных людей... Вы должны уйти ради мира и покоя нашей многострадальной страны".

Но утратившая способность по-настоящему мыслить, различать добро и зло, правду и ложь, партийно-советская бюрократия, равно как и ожиревшее и обнаглевшее мещанство, уже ничего не видели и не слышали, кроме зазывных сирен "капиталистического рая". Тем временем страну захлестывали мутные волны зла, на гребнях коих резвились двурушники, предатели и всякого рода подозрительные субъекты. Начался завершающий этап работы по развалу государства, который совпал с захватом власти Ельциным.