Вениамин Фильштинский - Открытая педагогика

При чтении моей книги («Искусство жить на сцене») может показаться, что вот, взял одну частичку великой «системы Станиславского» — свободу и непроизвольность, — развил ее, гипертрофировал и назвал это СВОЕЙ системой. Дело тут в том, что Станиславский работал над пьесой и над каждой ролью или даже каждой сценой — отсюда и «задачи», и «круги» и проч. Но никогда он не работал над ТАЛАНТОМ актера.

Если и работал, то только над тем, чтобы актер провел эту роль или данный кусок сцены хорошо или даже и талантливо. Но как? Какими средствами и свойствами вообще надо обладать, чтобы и ДРУГАЯ РОЛЬ проводилась тоже талантливо — этого нет и никогда не было. «Внимание», «круг», «ослабление мышц» — все это как будто бы и оттуда, но методы развития этого совсем не для театра, не для творчества актера на сцене. А какие-то… неизвестно для чего. Для данной сцены.

Станиславский как режиссер, всю жизнь выпускающий спектакли, не был теоретиком, педагогом, вырабатывающим главные свойства таланта. Он был педагогом для данной роли. Достигал он хороших результатов не тем, что открывал у актера ИСТОКИ ТВОРЧЕСТВА, а тем, что «делал» ему роль, а что касается хорошего и верного самочувствия — он его или просто показывал,т. к. сам был хороший актер, или расшевеливал актера. А в чем тут все дело? Где главные пружины? — он и сам не знал, думая, что это или «задачи» или «физические действия». Но эти последние годятся только для данного места для данной роли, а не являются СОЗИДАЮЩИМИ ТАЛАНТ этого актера.

Конечно, оттого, что актер сыграл двадцать ролей, да еще каждую по сто раз — у него укоренилась привычка быть более или менее правдивым — это если за ним наблюдать на каждом спектакле и направлять, а то скоро-скоро все сползет к нулю. Ведь ГЛАВНЫЕ-ТО СВОЙСТВА ТАЛАНТА НЕ ПОСТАВЛЕНЫ ВО ГЛАВУ УГЛА!

И вот все, ушедшие на сторону из Художественного театра, пропадают: они ничего как актеры не умеют. Если что и умеют, то только как режиссеры-постановщики.

В дополнение ко всему: в «Системе Станиславского» никакой СВОБОДЫ и НЕПРОИЗВОЛЬНОСТИ и не было никогда.

О значении свободы

Вот почему я ставлю ее во главу угла. Вот почему даже начинаю с ее развития.

Станиславский Хмелеву: «Вы будете хорошо играть только тогда, когда добьетесь внутренней и внешней свободы». «Вы добьетесь…». Почему «вы»? «Вы», а не «Я покажу вам как этого добиться»? Потому что он и сам не знал — КАК. Не знал, КАК и не знал, в чем секрет этого состояния и процесса — «СВОБОДА».

Дело пе только в свободе, надо еще и управлять ею. Но одно управление без свободы — только сухое рассудничанье. Вот это управление без свободы и есть то, что породила «система» Станиславского. Да и разница в «управлениях»: у него все сознательное, обмозгованное и решенное, а мое управление идет из глубины от художественного вкуса и получает источник от ЗАДАНИЯ. А задание перерабатывается творчески, а не рассудочно.

Станиславский — режиссер для кино, а не для театра.

Работа с актером Станиславского или, точнее, «система» его работа с актером больше годится Pie для театра, а для кино.

На репетициях он иногда доводит актера до высокого творческого состояния, а потом, оказывается, повторить этого актер никогда не может — это вдохновение актера было в единственный, неповторимый раз. Т. е., совсем как для съемки кино: довести актера до того, чтобы он сыграл великолепно — снять — а больше от него исполнения этой сцены пе понадобиться.

А в театре все наоборот: играть надо не на репетиции, а на спектакле, да не одном, а, может быть, на десятках или даже сотнях…

Чего же не хватает в его системе работы с актером (да, по-видимому, и во всей «системе»)? Развития творческой свободы как качества. Как качества, без которого актер уже не может быть на сцепе.

Для этого не над отдельной (данной) сценой надо работать, и этим ограничиться, а, прежде всего, — развивать свое качество. Только тогда спектакль и будет расти: иначе неминуемо будет расшатываться и падать.

«Система» — аналитический режиссерский путь, а пе путь к воспитанию творчества.

Везде и всегда, едва лишь заходит речь о «системе» Станиславского — для подтверждения ее высокого воспитывающего значения — приводится пример «сквозного действия» и другие аналитические пути режиссерского построения роли и выдаются за пути и приемы актерского творчества. Это огромное заблуждение.

При работе над ролью, — если нет привычки подходить творчески, художнически к созданию роли — конечно, такой аналитический путь и разумен и верен. Все это так. И «система» действительно здесь делает свое полезное, нужное дело. Но или нужен талант, или необходимо на каждый кусок дать верное творческое самочувствие. Таланта может не быть (а чаще он запуган, загнан, Бог знает, куда), и вот, наскочили на «физическое действие». Надо решительно во всем, или, вернее, надо подо все подвести физическое действие, тогда актер конкретно будет втянут в правду и органичность своего пребывания на сцене и действия там — в тех же обстоятельствах.

Как будто бы и волки сыты, и овцы целы. Похоже на то, что можно обойтись и без таланта — лишь одними небольшими способностями… Похоже… Эрзац…

Станиславский: «Научитесь не играть, а правильно действовать на сцене, и вы будете готовыми артистами».

А, может быть, научитесь правильно ВОСПРИНИМАТЬ — это вернее? Действуется-то само собой. Только дай этому свободу. Для действия нужен только первый толчок, а там начнется восприятие, и дальше действие будет как реакция.

Что это значит правильно действовать на сцене? Исходя из верных предлагаемых обстоятельств? Т. е., из верного и энергичного ВОСПРИЯТИЯ.

Все должно быть ощутительно до физиологичности. И действие важно своим ощущением, т. е., восприятием. Ощущать можно непосредственно или беспредметно, или при помощи воображения, т. е., пользуясь второй сигнальной системой. Вот тут-то и путается Станиславский, называя это физическим действием.

У меня написано, что Станиславский хотел создать крупного актера. Это совершенно неверно. Он ставил спектакль, видя при этом, что актер делает глупости, — он его выправлял, налаживал, и получалось правдоподобно (а иногда, у «Москвиных» — и правда). Словом, он верен себе: был постановщиком спектакля. Постановщиком скрупулезным.

И только, по мере работы над актером, он увлекался больше и больше поисками правды и наскакивал на подходящие приемы. Основной его прием (никем не опознанный) РАСКАЧИВАНИЕ. Затем всякие «элементы», и, в конце концов, «физическое действие».