Коллектив авторов - Лесной: исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья

В 1934 году Борис Богорад был репрессирован как бывший эсер, затем выселили и Феодору Богорад. Она уехала за мужем в Кустанай вместе с Соней и старшей Валентиной. Остались братья Завитаевы. Две комнаты и веранду опечатали. В эту квартиру въехал партаппаратчик Прокофьев с женой и тремя детьми (Юра, Гена и Мила). Его мать Прасковья Васильевна окончила пансион Елисеева, была дочерью погибшего на Русско-японской войне капитана. Феодора Богорад с дочерьми вернулась в конце 1940-х годов.

В 3-й квартире еще до революции жила мадам Коллет. Позже у нее снимали две комнаты Поланты: три сестры – Мария, Софья и Елена и их мать. Потом к ним приехала еще одна сестра – Евгения, фельдшерица, с дочерью Нелей Николаевой. Ее муж, Александр Николаев, был начальником полигона на Пороховых, там и жил с семьей. В середине 30-х годов его репрессировали, Евгения с дочкой уехала в Оренбург, а в 1939 году вернулась к сестрам.

В шмиттовском доме жила Наташа Шмитт – внучка домовладельца. Перед войной ей шел 14-й год. Она училась во 2-й школе (бывшее Коммерческое училище). В доме была одна квартира, сад с сиренью. Полукруглая веранда, чердак со светелкой, высокий фундамент из плитняка, высокое крыльцо, итальянские окна без переплетов. На входных дверях с решетками были витражи. Дом сломали во время войны одним из первых, летом 1942 года. Начали с крыши и все сбрасывали. На углу Объездной и Старо-Парголовского под открытым небом долго стояло пианино.

Ноябрь 2003 года.

Петрозаводск 13.08.05. Добрый день!

Здравствуй, дорогая Галя. Прости меня, пожалуйста, за то, что я так долго собиралась с ответом. Нет мне оправдания, но причина все же есть – я только что оставила работу (мыла полы, хотя имею две специальности: закончен физмат, вела математику и физику в школе, а потом освоила черчение, начертательную геометрию и т. д. и проработала 25 лет техником-конструктором в НИИ, где была очень довольна работой и мною тоже были довольны). У меня двое детей – дочь и сын, две внучки и один внук, и даже появилась правнучка. Жизнь пролетела быстро, хотя была трудной. И остается трудной.

До войны мы жили в доме, который стоял рядом с вашим: мой папа – Александр Петрович Фоминых, мама – Лидия Парменовна, мой старший брат Альфред и я. С нами жила еще папина сестра. Папа умер осенью 1940 года.

Когда приезжаю в Ленинград, всегда чувствую боль: почему я не в Ленинграде? Моя мама не захотела возвращаться, так как у нас пропала квартира. Мы бы бедствовали много лет прежде, чем что-нибудь получили. Папина сестра пережила всю блокаду и получила комнату только в 1967 году, до этого слоняясь по родственникам. У моей мамы был не такой характер, очень была самостоятельная, независимая. Во время войны, в 1943 году, вступила в партию, в эвакуации работала даже председателем сельского совета (мне ее очень напоминает Нонна Мордюкова в роли председателя колхоза).

После войны мы вернулись, но не в Ленинград, а в область, в Подпорожье, что на Свири. Здесь мама работала редактором районной газеты (она заочно закончила Ленинградское педагогическое дошкольное училище, которое после войны находилось в Сестрорецке). Моя мама родом со Свири, там у нее была большая родня. Брат 8 лет служил в армии.

Я в Подпорожье закончила школу. У нас были замечательные учителя, отличные одноклассники. Дело в том, что там строилась ГЭС № 2 (Свирьстрой) и многие учителя, как и родители школьников, были из репрессированных. Например, по немецкому языку у нас была учительница, которая преподавала до этого в Военно-воздушной академии, и у нее учились Байдуков и Беляков. Были дети (мои одноклассники), которые вместе с родителями оказались у нас после Норильска, Колымы и других отдаленных мест. О школе тех лет у меня самые замечательные воспоминания, хотя время было трудное.

Мой папа, Александр Петрович Фоминых, работал в Ленинграде заместителем директора завода им. Сталина. Был партийным с до – революционным стажем. Был старше моей мамы на 16 лет. Вот почему мы и остались с братом без отца в 10 и 13 лет. Потом сразу же грянула война, эвакуация, сгорел дом и т. д. Навалилось все сразу.

Но вернусь в довоенные времена. Наш дом был № 32 по Старо-Парголовскому проспекту, квартира № 12. За стенкой жили Стан-кипы, но я их почему-то совсем не помню. Под нами, на первом этаже, жили три семьи. В маленькой комнате – семья Леопардовых: Шура, ее муж Сергей и двое детей – девочка Нина и ее братик. Мы вместе с ними сначала были эвакуированы с детским садом в Боровичи, где нас здорово бомбили, а затем уехали в Удмуртскую республику. Сам Сергей Леонардов вернулся с фронта с покалеченной ногой, ходил с палочкой. После войны они тоже, как и мы, в город не вернулись, а жили где-то в пригороде. Моя мама с ними встречалась.

В другой комнате (не с верандой) жили муж и жена Кушелевы, бездетные, он был обкомовский работник. Я помню, что он всегда приезжал с работы и уезжал на мотоцикле. Мы после войны у них были. Конечно, они получили жилье без особых хлопот. В проходной большой комнате – она была перегорожена – жила семья: муж, жена, грудной ребенок и взрослый сын жены от первого мужа. Он был курсантом военного училища. Фамилию их я не помню.

В квартире под Станкиными (№ 11) жили пожилые супруги с дочерью. У них были две собачки – шпицы, одну из них звали, как и меня – Нелька. Сад их был очень ухожен. В этой же квартире жила одинокая старая женщина, которая и спалила наш дом (в ночь на новый 1942 год, случайно, отапливая свою комнату, возможно, буржуйкой).

Что помню о тебе. Помню, что у тебя был младший брат. Звали его Сева, и был он курчавый милый мальчик. Помню, что мама твоя была интеллигентная женщина с гладкими темными волосами. Помню, что с вами жила ваша бабушка, что вы были при бабушке, т. е. вовремя накормлены, ухожены, не одни в квартире. Моя же мама была «с уклоном» – вся в работе, а бабушка с нами не жила. Поэтому я всегда завидовала таким детям-«прибабушкам». Еще помню, что твой папа был артист и играл в фильме «Граница на замке» (это Нина Завитаева говорила). Нинина мама, Ольга Петровна, часто угощала меня пирогами и муссом, она сбивала его в большом тазу. Моя мама тоже пекла пироги, вкусные, но это бывало только по большим праздникам.

Галя, пока все. Увидимся – поговорим о многом. Целую.

Неля.

Сидней, 21.10.05.

Здравствуй, Галя!

Мне всегда нелегко дается переход от одной жизни в другую, чем и объясняю я свою невозможность сразу начинать писать письма. Попыталась привлечь к воспоминаниям подругу моей сестры. До войны мы жили в одном доме. Но она разволновалась и просила ее на эту тему не беспокоить. Ей уже за 80. Я у нее всегда бываю, когда приезжаю домой. А сестры моей уже 25 лет нет на этом свете.