Коллектив авторов - Лесной: исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья

Когда-то в детстве я допытывалась у мамы: «Почему в том месте очень твердая почва и растут только кленики-прутики?» И мама рассказала мне о взрыве и взрывной волне, разбросавшей части тел, и о том, что с дерева долгое время свисали длинные волосы и часть руки в зеленой кофте. Этот рассказ был для меня настоящим потрясением. Когда говорят, что Лесной мало пострадал от бомбежек во время блокады, то я всегда возражаю: это не так. В годы моего детства еще не успевшие зарубцеваться бесконечные воронки от авиабомб считались естественным ландшафтом. Я часто играла в одной из таких воронок, располагавшейся в так называемой «задней» части двора нашего дома…

Мой дед, Павел Фотьевич Владимиров, умер в первой декаде декабря 1941 года, не дойдя нескольких метров до парадного входа в наш дом. Его старший брат Дмитрий, живший в то время на Старо-Парголовском пр., 46, придя проститься с умершим, тоже умер, присев рядом с телом моего деда. Их тела более двух недель лежали в неотапливаемой бывшей детской комнате, пока по служебным делам не заехал в город с передовой бабушкин племянник Александр Георгиевич Максимов. Он подкопил из своего пайка какое-то количество хлеба, чтобы передать его своей семье. Но она к тому времени эвакуировалась. Тогда он зашел к тетке в Лесной и, найдя последнюю в полном отчаянии, помог ей довезти обоих покойников до Богословского кладбища. В две пары санок впряглась бабушка, ее 12-летний сын Юрий, 16-летняя дочь и сам Александр. С многочисленными остановками для отдыха они довезли моих дедов до Богословского кладбища.

Половина хлеба из того, что Александр Георгиевич не довез семье, была отдана могильщикам, выделенным администрацией для дробления ямы в замерзшей земле. Вторую половину хлеба употребили на поддержание сил на обратном пути до дома. Была оформлена справка о факте захоронения, но без указания номера участка и могилы. А весной 1942 года семья обнаружила, что на месте упокоя братьев Владимировых вырыты траншея для братского захоронения…

Моя бабушка Мария Александровна (урожденная Максимова) всю блокаду пережила вместе с дочерью и сыном в Лесном, в доме на Песочной улице, 8/10. В семейном архиве хранится письмо, адресованное моей маме, Людмиле Павловне Владимировой, восемнадцатилетним Всеволодом Богоразом – внуком ученого-этнографа Владимира Германовича Богораз-Тана и единственным сыном Владимира Владимировича Богораза. Всеволод был одноклассником моей мамы и ее первой любовью.

«Привет с Большой земли, дорогая Люся, – писал Всеволод. – Извини, что так долго не отвечал на твое письмо, полученное мной 4 августа. Меня перебрасывали из части в часть, мы делали ночные переходы до 40 км. Теперь нахожусь в боевой части. Через два дня идем на передовую. Будем гнать немцев от нашего города. Чувствую себя великолепно, тем более что попал по специальности в танково-истребительное подразделение ИТР. Товарищи прекрасные. Люся, если будет малейшая возможность, прошу, пожалуйста, помоги моей маме, хоть чем-нибудь, ведь она осталась совсем одна. Прощай, дорогая, если можешь, пришли фотокарточку. Твой Всеволод».

И еще одно письмо хранится в семейном архиве. Владимир Владимирович Богораз написал его моей маме с фронта в Лесной 1 октября 1943 года. В нем – горькие слова по поводу гибели на фронте Всеволода…

M.A. Максимова с братом Иваном Александровичем. Фото начала XX в.

«Моя милая, дорогая девочка! – писал Владимир Владимирович Богораз. – Получил твое письмо от 27.IX. Большое за него спасибо. Я тронут твоим вниманием и ценю его. У меня такое впечатление, что самое страшное позади. Жизнь и время должны взять свое. Мы никогда не забудем нашего мальчика, такого чистого, благородного, у которого ум, талант и культура гармонично сочетались вместе, такого нежного и внимательного сына. Но со временем этот дорогой нам образ будет все более бледнеть, уходить куда-то вдаль, терять свое конкретное содержание. Это неизбежно.

Л.П. Владимирова, фото 1943 г. Из семейного архива Н.В. Сидоровой

Рана будет сочиться кровью до конца нашего земного существования, но струйка крови с каждым годом будет тоньше и слабее. И не надо слишком часто оборачиваться назад, к прошлым счастливым дням. Будем делать это только по необходимости. Оставим мертвым – мертвое, живые пусть думают о жизни. Будем глядеть вперед, только вперед.

Письмо В.В. Богораза с фронта в Лесной, адресованное Л.П. Владимировой, в связи с гибелью В. Богораза. 1 октября 1943 г. Из семейного архива Н.В. Сидоровой

И ты, моя милая, хорошая девушка, увидишь еще впереди много, много счастливых дней. Для тебя твоя первая любовь и ее печальный конец – только эпизод, случай, углубляющий познание жизни, дающий закалку воли и сердцу, выявляющий перед тобой твои собственные, самые лучшие, до сих пор, возможно, скрытые качества…»

Л.П. Владимирова ( справа ) с мужем и светловолосыми детьми, рождение которых предсказал в письме с фронта по поводу гибели единственного сына В.В. Богораз. Фото 1963 г. Из семейного архива Н.В. Сидоровой

В этом письме Владимир Владимирович предсказал, что у моей мамы в будущем родятся двое светловолосых детей, при том что мама у меня всегда была темноволосой. Письмо очень поэтично и оптимистично, несмотря на то что написано по поводу гибели единственного сына. Горькое и одновременно очень мужественное…

Владимир Германович Богораз-Тан в 1925 году переехал из Лесного в центр города, на Торговую улицу (ныне – ул. Союза печатников), а его сын Владимир Владимирович остался жить на Большой Объездной, в доме 6-Б. Потом он переехал в только что отстроенный дом на 2-м Муринском пр., 3. Его квартира располагалась на втором этаже. Здесь хранилась огромная домашняя библиотека.

Сам Владимир Владимирович был человеком очень эрудированным и образованным. Когда моя мама вместе со мной изредка заглядывала к нему в гости, он всегда быстро проэкзаменовывал меня, с искренним удивлением находил многочисленные пробелы в моем знании иностранной литературы и набрасывал мне на ближайшие месяцы списочек из 20–40 авторов, коих мне следует немедленно прочесть. При этом мои доводы о том, что для поступления в Политехнический институт мне нужны знания только по русской литературе, в расчет категорически не принимались. Я не обижалась на его вечное недовольство мной, ибо критиковал он меня в очень мягкой и корректной форме, и это было характерно для жителей Лесного той поры.