Вера Лукницкая - Перед тобой земля

Л. Н. Замятина была на днях у АА и, несмотря на полученные ею от АА разъяснения о причинах отказа от работы, намекнув на бедственное положение АА, сказала, что "ведь это же все-таки 400 рублей".

Если вспомнить, что она только что собрала какую-то денежную сумму и послала ее в Бежецк, то слова ее можно понять и еще хуже (пользуется для содержания Левы благотворительностью, а когда предлагают работу, отказывается). Увы, ей не понять, что АА ни в какой крайности не пойдет на халтуру, это, во-первых. А во-вторых, что благотворительность оказывается не только Леве, а и Анне Ивановне,1 которую формально АА и не должна содержать. Леве же, сколько может, АА посылает ежемесячно.

28.03.1928

...Вчера днем получил телефонограмму от АА: "Приехал Лева, Ахматова просит приехать"...

...А. И. Гумилева с Левой приехали, оказывается еще в субботу, в тот день, когда АА была у меня в Токсово. АА узнала об их приезде только в воскресенье и очень досадовала.

...Весь день провел с Левой.

...Он с безграничным доверием относится ко мне...

...Вечером хотел пойти с ним в театр, но всюду идет дрянь; пошли в кинематограф. Левка остался доволен.

Проводив его домой, зашел к АА. Часа полтора говорил с нею о Леве; она очень тревожится за его судьбу, болеет душой за него...

29.03.1928

Опять весь день с Левой. В Эрмитаже осматривали залы рыцарей и оружие, Египет, древности. Показывал камеи и геммы. ...Привел его к себе обедать.

По записям Лукницкого, по его рассказам, наброскам и чертежам можно представить себе квартиру, в которой жила Ахматова, когда он пришел к ней в первый раз в Мраморный дворец в 1924 году. Входная дверь вводила в первую комнату, разгороженную поперечной фанерной перегородкой, не доходившей до потолка, на две части. Справа от двери - крохотная кухня, наполовину занятая плитой. Слева - такого же размера чулан, в котором прямо на полу, между дровами, громоздились книги, бумаги. Дальнюю часть комнаты разделяла другая, уже продольная перегородка; она делила ее слева на спальню хозяина и справа - на столовую...Кроме железной кровати и бездействующего умывального шкафа, в спальне ничего не было. В столовой посередине стоял стол, над которым висела электрическая лампочка без абажура, два стула; у наружной стены с окном на площадь перед Троицким (ныне Кировским) мостом, с памятником Суворову, - ветхий, с торчащими пружинами диван; напротив - высокая этажерка и узкий остекленный шкафчик для чайной посуды.

Полы чулана, кухни и столовой всегда были завалены вперемежку с дровами и хламом сотнями изучаемых Шилейко ценнейших манускриптов, старинных книг по классической древности, раскрытых на нужной странице. Навалены они были так, что не всегда удавалось найти свободное место, чтобы поставить ногу. Только узенькая дорожка между фолиантами пролегала из столовой к двери в соседнюю комнату, комнату Ахматовой - длинную, полутемную, с единственным, обычно задернутым серо-палевыми тяжелыми шторами окном на Марсово поле. Здесь, слева от входа, стояла старинная двуспальная кровать, сильно укороченная, чтобы на ней вытянуться, нужно было лечь наискосок.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

23.03.1925

В квартире Судейкиной2 была ниша, кровать в нее не входила, Судейкина без размышлений обрезала ее, и кровать влезла. Но муж обиделся, купил другую кровать и...переехал в другую комнату. "И тут семейная жизнь тем и кончилась..." Я: "Ну, а теперь-то - уж сколько времени прошло, - спокойна Ольга Афанасьевна?" АА: "Какое! И сейчас трагедия!"

Эмигрируя, Судейкина оставила подруге кровать "в наследство".

В головах за кроватью - гардеробный шкаф, дальше "бюрцо" красного дерева с рукописями, памятными вещицами и корреспонденцией, из которой она сохраняла очень немногое. Часто производила "ревизию" своего мизерного в то время "архива" и непременно аннулировала что-нибудь из него. Посередине торцовой стены примыкал одним краем к окну письменный стол, окруженный тремя, столь же классической ветхости, как и вся остальная мебель, мягкими стульями. У третьей стены - высокий комод с наставленным на него фарфором, затем, между двумя креслами, маленький туалетный столик с венецианским зеркалом, доставшимся Ахматовой от ее прабабки. Ближний угол стены занимала круглая, обшитая железом печь, и Ахматова, слушая потрескивание дров и, кутаясь в плед, любила сиживать, положив ноги на миниатюрную скамеечку, в одном из кресел у туалетного столика под тусклым светом одинокой лампы.

В этой мрачной, большой и затхло-сырой комнате всегда, даже летом, было зябко. Сложенный наполовину ломберный столик между печью и дверью завершал сборную меблировку.

Ахматова редко пользовалась шилейковской столовой, и этот ломберный столик служил ей всегда, когда с друзьями или одна она пила чай, переняв привычку у Шилейко, - крепкого настоя и чаще всего остывший. Иногда на столике появлялись бутылка сухого вина, сыр и два-три хрустальных бокала на тонких ножках.

Настольная лампа с длинным шнуром по необходимости перемещалась от письменного стола - к туалетному, к ночному. Свет во всем доме включался только тогда, когда становилось темно. В Ленинграде были еще нелегкие времена, электроэнергия экономилась.

Таким образом, адрес "Мраморный дворец"1, звучащий торжественно и пышно, был весьма условным. В квартире не было ни уборной, ни водопровода; умывальник в комнате Шилейко был лишь декоративным украшением. За водой нужно было ходить с ведром в даль межквартирного коридора.

Ахматова в то время жила не только сложно, но трудно и скудно. Подолгу лежала в постели, врачи находили непорядки с легкими, опасались вспышки туберкулеза. Стихи писала редко и, можно сказать, совсем не печатала.

В конце марта 1925 года на вопрос Павла Николаевича: "Не писали месяцев шесть, наверное?" - ответила: "Нет, месяца три-четыре". В декабре 1924-го в его дневнике записано: "За полугодие с 1 апреля по 1 октября 1924 года АА напечатала только два стихотворения в "Русском современнике" No1. Больше нигде ничего не зарабатывала, жила на иждивении Шилейко".

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

3.03.1925

О браке с Шилейко: "К нему я сама пошла... Чувствовала себя такой черной, думала, очищение будет..."

Пошла, как идут в монастырь, зная, что потеряет свободу, волю, что будет очень тяжело.

Позже схлопотали ей "обеспечение ЦКУБУ" (Центральная комиссия по улучшению быта ученых) - 60 рублей в месяц. Нарком просвещения

А. В. Луначарский вмешался, помог. Получала в течение нескольких лет, половину стала отсылать в Бежецк, сыну, остальные шли ей на питание и мелкие расходы.

Вскоре Лукницкий по совету Ахматовой поехал в Москву, чтобы встретиться с людьми, лично знавшими Гумилева, и получить от них сведения, воспоминания, письма. Его тепло, с искренним гостеприимством, приняла И. М. Брюсова и предоставила возможность скопировать хранившиеся у нее тогда письма Гумилева и стихи, которые молодой поэт посылал своему учителю - В. Я. Брюсову. Один экземпляр писем и стихов в числе многих других текстов Лукницкий передал Л. В. Горнунгу1. Л. В. в то время собирал тексты Гумилева и, в свою очередь, все касающееся биографии Гумилева, передавал Лукницкому. Таким образом они помогали друг другу в работе.