Роланд Пенроуз - Пикассо

В душе Пикассо более глубокий отклик находили слова молодого писателя-анархиста Хаима Бросса, призывавшего к «беспощадной борьбе со снобизмом в искусстве и в жизни», которая ведет к торжеству над «фарисейством и буржуазией». В статье, опубликованной в «L’Avenue» в январе 1893 года, этот глашатай анархии писал: «Человек… достигает такого состояния, когда он не может мириться с малейшими препятствиями на пути его мысли, и в этом переживаемом им трансе ничто — ни мир, ни идол и никакое другое создание, человеческое или божественное, — не может помешать абсолютному освобождению его личности. Кое-кто, возможно, усмотрит в этом разрушительную направленность духа, забывая о том, что дух отрицания сливается со стремлением к утверждению и, преобразившись, вновь обретает утраченную силу». Эхо этого призыва отозвалось в оброненной Пикассо фразе сорок лет спустя: «Мои творения — это итог разрушения».

Именно из этих взглядов сложилось мировоззрение, которое много лет спустя связало судьбу интеллигенции Барселоны с республиканцами, когда после начала трагической гражданской войны 1936 года над их идеалами нависла угроза. Точно так же поступил Пикассо. Когда революции, войны, диктатура становились реальностью, он не мог оставаться безразличным.

Пикассо потребовалось немного времени, чтобы завоевать глубокое уважение своих друзей, посещавших кабачок «Четыре кошки». «Говорят, он не словоохотлив, но отличается поразительно точными суждениями. Его новые знакомые тут же становились или его друзьями, или противниками». Его тонкий юмор мог быть разящим, но этот новый завсегдатай кабачка мог безудержно смеяться и над доброжелательными остротами в свой адрес. Его самыми близкими друзьями в этот период становятся художники Себастиа Хуниер-Видал, с которого он сделал много портретов, энергичный и необыкновенно талантливый Нонел, коллекционер Карлос Хуниер, скульптор Маноло Уге, братья Анхел и Матео Фернандес де Сото, автор исключительно талантливых рассказов Ревентос, поэт Хаим Сабартес и Карлос Касагемас, вместе с которым Пикассо вскоре отправится в Париж.

Кабачок «Четыре кошки» к тому времени просуществовал всего шесть лет, но уже приобрел большую известность не только благодаря художникам, которых привлекала его атмосфера, но и благодаря кукольным представлениям Утрилло и концертам, даваемым такими выдающимися молодыми музыкантами, как Албенис, Грандос и Морера. В 1903 году после отъезда Русинола в Париж Пере Ромеу, который был женат на англичанке и прекрасный портрет которого был сделан Пикассо, отошел от руководства кабачком и вернулся к своей подлинной страсти — велосипеду. Обожаемый всеми, он не сделал карьеры и умер в бедности от туберкулеза несколько лет спустя.

В этом кругу интеллигентов сила духа не всегда сопровождалась крепким здоровьем. Примеры Бодлера, Верлена и Рембо убедили их поколение в том, что художник обязательно должен быть первой жертвой нищеты и болезней. Бедность не являлась чем-то необычным, а вот болезнь оказалась всепоглощающей страстью.

Переносилась она с гордостью, особенно если принимала форму туберкулеза или венерической болезни, которые несли с собой ореол романтизма.

После возвращения из Орта де Сан Хуан Пикассо продолжает работать с еще большим упорством. Казалось, что в этот период он ни на минуту не выпускает из рук карандаша и пребывает в возбужденном состоянии все дни напролет. Его карандаш с поразительной точностью воспроизводит то, что впитывают его жадные глаза. Альбом не может вместить бесчисленного многообразия зарисовок уличных сценок, извозчиков, танцевальных залов, кабаре. Он полон набросков пейзажей, крыш домов, обнаженных тел и огромного количества портретов и карикатур на друзей, большинство из которых представляли собой бородатых представителей богемы. В нем можно увидеть также много портретов членов семьи. На одном — его сестра, расчесывающая волосы перед зеркалом; на другом — она же позирует ему сидя. Оба портрета выполнены с большой теплотой. На третьем — портрет отца во весь рост, с бородкой, элегантно одетого и импозантного. На четвертом он изобразил себя, разглядывающим лицо в зеркале. С ранних лет он смотрел на себя, как на отражение в плоском стекле. Он хотел знать, каким его видели другие, и изучал свою внешность во всех ракурсах. Он знал себя и мог воспроизвести то, что знал. Порой ему нравилось выставляться в смешном виде. Изображение самого себя в карикатурной форме помогало ему пережить раны, нанесенные его самолюбию. Помимо зарисовок, выхваченных из жизни, в работах Пикассо встречаются отдельные композиции, выполненные в классическом стиле с натуры, очевидно, подсказанные ему отцом или коллегами отца. Но желание перенести эти объекты на крупные полотна прошло. Случавшиеся иногда порывы приняться за разработку некоторых тем, как, например, «Последний ужин», не пошли дальше предварительных набросков. Однако темой, которая постоянно привлекала его внимание, была коррида. Вечно манящая опасностью игра людей и животных, поразительными цветами и контрастами солнечного света и теней, наэлектризованностью толпы, огромной ареной, превращавшейся на мгновение в микрокосмос, — коррида воплощала в себе поведшие, страсти и страхи людей в этой жизни. Тяга Пикассо к этому уникальному испанскому явлению была неодолима. «Люди думают, — признавался он как-то друзьям, — что я создавал сцены корриды после их посещения. Ничего подобного. Я рисовал эти картины задень до корриды и продавал их в день ее проведения, чтобы купить билет на представление».

Некоторые зарисовки тех лет не лишены ученического подхода, который обнаруживает себя в сентиментальности сцен. Правда, такие композиции, как преклонившая колени у постели больного девушка, приобретают благодаря его карандашу напряженность и суровость атмосферы. В Музее Пикассо можно увидеть зарисовки умирающих в больнице людей, что свидетельствует о глубокой наблюдательности молодого художника. Бедность, болезни и страх являлись его спутниками в начальный период, и по мере их углубления он мог придать им реальность на картинах, посвященных нищим и полуголодным матерям и их детям, во время «голубого» периода в его творчестве. Знакомство с зарисовками и картинами первых лет его пребывания в Барселоне обнаруживает его возросшую осведомленность о манере письма других художников. Привлекавшие его стили прошлого и настоящего были или незнакомы, или осуждаемы в академических кругах. Еще в Мадриде большое впечатление на него произвел Эль Греко. Проявляемый к нему интерес Русинола и Утрилло еще более усилили любовь Пикассо к этому мастеру. В сделанных углем зарисовках, таких, как «Старик с больной девушкой», совершенно очевидно заимствование им у Эль Греко характерного для старого мастера удлинения конечностей и других частей тела.