Роланд Пенроуз - Пикассо

Грустный, обеспокоенный и одинокий, Пикассо остался с Евой в Авиньоне. Расставание с друзьями оказалось концом их дружбы. И хотя они вернулись с фронта, Пикассо, по его словам, уже никогда вновь не сблизился ни с Браком, ни с Дереном.

В картинах, созданных им в те летние месяцы, буйствуют краски и разнообразие стилей. Критики назвали этот его период «рококо кубизма». Среди них натюрморт «Вив ля Франс», названный так потому, что на одном из бокалов, стоящих на столе среди цветов, игральных карг, фруктов и бутылок, написаны слова «Vive la…», частично прикрытые французским флагом. Эта картина, а также большое полотно «Портрет молодой девушки» написаны маслом, имитируя коллажи. Полотна свидетельствуют о возбужденном, почти отчаянном состоянии Пикассо в то время.

Переживаемые им в то время чувства нашли выражение в скульптурах, созданных из самых различных материалов, и в рисунках, порожденных буйной фантазией, где отдельные реалистически выписанные детали помещены вместе с предметами, выполненными в кубистской манере. На рисунках можно узнать отдельные части человеческого тела — глаза, груди, волосы, руки, ноги. И все же, несмотря на немыслимые пропорции, гротескную форму передачи идей в полотнах, заключенный в них смысл можно понять, лишь отказавшись от стройной логики и призвав на помощь фантазию. Эти рисунки на десять лет предвосхитили открытия сюрреалистов Макса Эрнста и Миро.

С момента появления «Авиньонских девушек» прошло всего семь лет, но влияние, которое оказал кубизм на все виды искусства за столь короткий период, было поразительным. Даже такие признанные мастера, как Матисс, выступавшие против многих открытий кубизма, в какой-то степени начали использовать их. Ни один художник, внимательно следящий за развитием живописи, не оказался в стороне от этого направления. Одновременно против него ополчились академические круги в искусстве: ведь родилась новая концепция роли живописи и связи искусства с жизнью.

Это направление отказалось прежде всего от фотографического воспроизведения объектов. От искусства больше не требовалось лишь копировать природу или даже толковать ее. Его роль состояла теперь в том, чтобы усилить глубину восприятия и теснее ассоциировать себя с природой под воздействием новых элементов. Однако эти элементы — не плод интеллектуальных раздумий, они были изначально присущи искусству, но, будучи погребенными под грузом условностей, оказались забытыми.

Хотя кубизм являлся революционным методом, он не означал разрыва с прошлым. Новое ощущение образов, воспринимаемых в трех и даже четырех измерениях, выходило за узкие рамки привычных условностей, требующих взгляда на объект лишь под одним углом зрения. Новаторский метод привнес два ранее неизвестных элемента: движение мысли со стороны зрителя и более глубокое знание объекта в результате изучения его с разных точек зрения.

Создание кубизма гением Пикассо в сотрудничестве с Браком не вызывает сомнения, но, как отмечает Сальмо, основатели школы, если они являются настоящими мастерами, переступают порог достигнутого. Уже в 1918 году Пикассо не без основания утверждал, что он ничего не знает и не желает знать о кубизме. Он в шутку говорил, что подражатели стиля превзошли его создателей. Однако в начале войны, в 1914 году, большинство критиков относились к новому направлению враждебно. Лишь немногие писатели, и среди них Анатоль Франс, признавали в кубистах серьезных и смелых новаторов. Публика же видела в них легкомысленных экспериментаторов, которых привлекал только создаваемый ими скандал.

Несмотря на непонимание и яростные нападки, кубизм пустил глубокие корни. Его влияние на литературу было косвенным, но силой воздействия на живопись, скульптуру, архитектуру и прикладные виды искусства он изменил лицо современного мира. Его геометрические формы имитировались в интерьерах, рекламе и дизайне. Но чем дальше он удалялся от своего источника, тем более видоизмененным и менее понятным он становился. Жалкие попытки использовать его угловатые линии при модернистских поисках переносятся на производство тканей, мебели и женской одежды.

На первом этапе войны влияние кубизма дало о себе знать в жизни общества совершенно неожиданным образом. Гертруда Стайн вспоминала, что как-то холодным осенним вечером она шла с Пикассо по бульвару Распай. Мимо них прогрохотала колонна тяжелых орудий. К своему удивлению, художник и его спутница увидели, что на орудиях краской нанесены зигзагообразные линии, чтобы скрыть подлинные очертания орудий. Пикассо, пораженный столь быстрым применением в военных целях его метода — разложения формы на части. — воскликнул: «Да ведь это же наше открытие!» Намекая на использование кубизма для маскировки, он позднее, в ходе войны, как-то сказал Кокто: «Если они хотят сделать всю армию невидимой, им следует одеть ее в одежду Арлекина».

Мобилизация и война неизбежно вызвали замешательство и привести к распаду различных группировок интеллектуалов. Война нанесла удар, который мог парализовать только что возникшие в искусстве направления навсегда. Отчаяние и хаос четырех последовавших за этим лет были настолько огромны, что стоит лишь удивляться, что за эти годы не все было потеряно. Наибольший урон понесли старые художники, придерживавшиеся традиционных форм. Новому поколению удалось сохранить свои силы. Те, кого война пощадила, были преисполнены еще большей решимости изменить прежний порядок, который нес ответственность за эту трагедию невиданных масштабов.

Вместе со всеми французами призывного возраста художники также оказались в рядах армии, а многие иностранцы, осевшие в Париже, добровольно записались в Иностранный легион. Брак, Дерен и Леже были призваны в первые дни войны и тут же отправлены на фронт. Канвейлер и его немецкие друзья, чтобы избежать интернирования, нашли убежище в нейтральных странах, в то время как другие, Грис например, оказались никому не нужными во Франции, без гроша в кармане. Аполлинер, желая доказать свою любовь к Франции и вместе с товарищами разделить их судьбу в тот горький для страны час, обратился с просьбой предоставить ему французское гражданство. Преодолев бюрократические препоны, он попал в артиллерию.

Пикассо вместе с Евой вернулся в студию на улице Шельше. Париж предстал перед ним совершенно иным: с улиц исчезло веселье, и парижане с тревогой следили за приближением немецких армий. Жизнь, какой он знал ее всего лишь несколько месяцев назад, угасла и на смену ей пришел порядок, обычно наступающий с началом любой войны. У Пикассо, который в периоды бед находил утешение в работе, разразившаяся трагедия вызвала лишь разочарование от проявления человеческой глупости. Но в отличие от Аполлинера он не считал, что должен принять активное участие в разразившейся катастрофе. Он полагал, что война — это дело военных.