Роланд Пенроуз - Пикассо

Во время долголетнего уединения в Каннах к Пикассо часто приезжали представители коммунистической партии Франции, которые обращались к нему с просьбой создать какое-нибудь произведение для проводимых компартией кампаний или поставить свою подпись под каким-либо воззванием. Он знал, что не все в партии понимают его искусство, да он и не ожидал такого понимания от всех. Но, поскольку партия не ограничивала его свободу творчества, он всегда был готов поддержать ее политику. Эти отношения между компартией и художником ничем не омрачались, хотя в них возникало иногда недопонимание. Одно из них было вызвано тем, например, что Сталина, портрет которого Пикассо выполнил после смерти вождя, боготворимого в то время компартией Франции, он поместил в букет цветов. В адрес художника был высказан официальный упрек за недостаточную реалистичность созданного образа.

Когда осенью 1956 года после венгерских событий американский журналист Карлтон Лейк в интервью с Пикассо намекнул, что многим почитателям художника в Америке было бы приятно услышать о его выходе из компартии, Пикассо ответил: «Видите ли, я не политик. Я не могу судить об этом событии с профессиональной точки зрения. Коммунисты выступают за идеалы, в которые я верю. Я верю, что коммунизм прилагает усилия для реализации этих идеалов». Он не желал выходить из партии потому, что компартия Франции, по его мнению, выражала интересы большей части рабочего класса. Оставаясь ее членом, он не хотел порывать естественные для него связи с простым народом. Он поддерживал контакты с ремесленниками, мастеровыми, простыми рабочими, вместе с которыми ощущал радость созидания, и его коммунистические взгляды были средством, помогавшим ему поддерживать с ними эти тесные отношения. Его вера в народ являлась частью присущего ему глубокого гуманизма. Именно этой его убежденностью объясняется его неприятие до конца жизни режима Франко.

В 1957 году Пикассо откликнулся на предложение создать огромное панно для нового здания ЮНЕСКО. Когда к нему прибыли представители ЮНЕСКО, чтобы обговорить предложение окончательно, они отмерили перед зданием его виллы размер панно, которое ему предлагалось создать. Общая его площадь — тридцать три квадратных фута — была настолько велика, что Пикассо выразил сомнение, сможет ли он физически выполнить эту работу. «Мне уже не двадцать пять, — пожаловался он. — Эта работа мне просто не под силу». И в то же время, не желая смириться с мыслью о собственном бессилии, он начал обсуждать способы, позволившие бы ему осуществить этот замысел. Мысль о создании рисунка, по которому специалист по панно или художник-монументалист выполнил бы работу, не привлекала его. «Я хочу вжиться в эту картину, как и во все остальные свои полотна, — заявил он. — Иначе это будет лишь декорация». Затем, повернувшись к заказчикам, сделавшим ему несколько собственных предложений, он заключил: «До свидания, господа. Решение всегда можно найти, но найти его должен я сам».

Ему понадобилось несколько месяцев, прежде чем весной 1958 года он нашел это решение. Понимая, что он не сможет работать одновременно над всем панно, как над единым целым, он решил разделить его на мелкие кусочки, которые затем десятками укладывал на полу в своей студии. Всего у него получилось сорок пластин. Не видя всех их одномоментно и полагаясь исключительно на воображение, он закончил картину, добившись баланса между каждой частью и композицией всего произведения. Наконец работа была завершена и, освещенная специальной подсветкой, поставлена под временно сооруженный навес во дворе школы в Валлорисе. Пикассо представил ее делегации из ЮНЕСКО, возглавляемой Жоржем Салем, который прибыл для того, чтобы официально получить ее из рук художника на церемонии, организованной специально по этому случаю.

Панно производило необычное впечатление. Оно вновь оказалось не таким, каким его ожидала увидеть публика. Однако специалисты оценили оригинальность творения художника. Жорж Саль, внимательно следивший за созданием панно, в своей речи на церемонии передачи выразил уверенность, что его установление в здании ЮНЕСКО будет с восторгом принято публикой.

Так оно и оказалось. В сентябре 1958 года крупное панно было установлено в фойе перед залом заседаний. Оно было ярко освещено, и его обрамляли сделанные из грубого материала стены и массивные колонны. Несмотря на большие трудности, с которыми пришлось столкнуться Пикассо при его создании, он нашел блестящее решение. По мере приближения к панораме зритель не видит всего, что изображено на ней. Она предстает перед ним полностью лишь после того, как он, миновав колонны и пройдя через мостик, оказывается в нескольких метрах от нее. Но, обходя заслоняющие панно строения, он как бы приводит в движение всю композицию, особенно внушающий страх расплывчатый темный объект в центре картины, похожий на тень падающего вниз головой человека. Этот разложенный на мелкие кусочки призрак устремляется вниз на фоне раскаленного добела неба в огромную, вздымающуюся, словно гора, голубую волну, в то время как нежащиеся в лучах солнца отдыхающие на берегу люди не обращают внимания на это падение.

Заключенная в картине аллегория побудила Саля дать ей название «Падение Икара». Способность Пикассо привлечь внимание зрителя, хотя он и не посещал до того место, где предстояло установить его творение, свидетельствовала о его поразительном интуитивном понимании визуального восприятия.

Пикассо как-то спросил одного из друзей, гостившего у него в «La Californie», нравится ли тому это место, и, опередив его, ответил: «А мне нет!» Сад, несмотря на отдельные прекрасные экземпляры деревьев в нем, казался ему искусственным, а архитектура просторного и светлого дома, так подходящего для работы, несла на себе отпечаток вычурности начала века. Кроме того, близость Канн, появление на пляжах огромного количества отдыхающих, нескончаемый поток почитателей, стремившихся получить у него автограф, отвлекали его от работы. Его уже не тянуло, как прежде, покупаться с друзьями. Частые перерывы в работе из-за гостей и шумные представления, повторявшиеся каждую ночь у него под окнами, с музыкой и ярким светом, выводили его из себя.

В августе 1958 года Пикассо вновь согласился исполнять функции распорядителя корриды в Валлорисе, но сразу же после окончания праздника вернулся домой. Когда в октябре того же года друзья устроили банкет в его честь, он решил не проводить его в будущем, о чем и сообщил им. Чтобы показать, что его решение окончательное, он неожиданно покидает «La Californie» вместе с Жаклин и Сабартесом.