Борис Алмазов - Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга

Персик — древний символ союза сердца и языка. Изображенный с одним листком на стебельке, он использовался художниками эпохи Ренессанса для обозначения правды или истины, которая является результатом союза сердца и языка. Персик иногда присутствует вместо яблока на изображениях Мадонны с младенцем как символ Спасения. Персик символизирует долголетие и бессмертие, олицетворяет счастливое супружество.

Один из основных символов царской власти — держава, им подчеркивается, что правитель держит в руках — фигурально выражаясь, властвует — символ земли, плод дерева жизни, символ жизни и первородного греха. Символ посвящен Церере — римской богине, насылающей на людей безумие и влечение к противоположному полу, которое зачастую оборачивается ужасными трагедиями.

В то же время образ «яблони в цвету» — символ чистой, светлой и долгой любви, воспеваемый в произведениях, представляющих романтическое направление в искусстве.

По-разному толкуется яблоко как символ семейных отношений и отношений между мужчиной и женщиной, готовящихся заключить брак. Во втором случае яблоко — символ надежды.

Гностики «перевернули» библейскую легенду. Они утверждали, что, когда Ева дала Адаму яблоко, это был плод Древа Познания (истинных знаний — гнозиса), и что высшая участь человечества — воссоединиться с Древом Жизни. Можно также вспомнить, что в добиблейские эпохи считалось, будто в совершенном саду обитает богиня (спутником ее являлась змея), которая одаривает яблоком бессмертия тех, кто успешно проходил ее испытания.

Сами яблоки также имеют собственную символику. Если разрезать яблоко пополам не вертикально, а горизонтально, то на обоих срезах будет отчетливо видна пятиконечная звезда. Как уже говорилось ранее, пентаграмма связана с планетой (и богиней) Венерой. Поэтому Ева протягивает Адаму именно яблоко, а не другой фрукт и поэтому же Афродиту и других богинь часто изображают держащими яблоко.

Русская традиция по-своему толковала образ и символику яблока. Известно, что на могилу умершего клали зеленое яблоко, что должно было свидетельствовать о сохранении в памяти живых облика умершего и напоминать о том, что жизнь на земле продолжается.

Яблоко ассоциируется с неразгаданными тайнами рождения, смерти и пр. Оно еще и символ точности: легендарные стрелки из лука — герои легенд и преданий — отличались своей меткостью именно при стрельбе по таким крошечным мишеням, которыми выступали яблоки.

Яблоко — своеобразная эмблема одного из самых крупных мировых центров урбанизации — Нью-Йорка (США). Здесь яблоко символ огромного механизма, цельного и сплоченного, результативного, олицетворяющего собой мир в некой миниатюре.

Английская наб., 26, дом Челышева (1835 г., арх. А. И. Мельников).

Английская наб., 28, особняк П. П. Дервиза (1886 г., арх. А. Ф. Красовский).

Английская наб., 44, особняк Н. П. Румянцева (1827 г., арх. В. И. Глинка).

Большая Конюшенная ул., 21–23, бывшее здание Торгового дома Гвардейского экономического общества (ДЛТ) (1908–1909,1912–1913 гг., арх. Э. Ф. Виррих, Б. Я. Боткин, Н. В. Васильев, С. С. Кричинский, И. В. Падлевский, И. Л. Балбашевский).

Гороховая ул., 4, бывшее здание страхового общества «Саламандра» (1908–1909 гг., арх. М. М. Перетяткович).

Дворцовая наб., 34, здание Малого Эрмитажа (1784–1775 гг., арх. Ж. Б. Вален-Деламот).

Каменноостровский пр., 2 / Кронверкский пр., 21 (1949–1951 гг., арх. О. И. Гурьев, М. В. Фромзель).

Каменноостровский пр., 8, доходный дом А. И. Цеховой (1903 г., арх. В. П. Цейдлер).

Колокольная ул., 8 (1914–1915 гг., арх. А. Л. Лишневский).

Ул. Куйбышева, 2–4, правый корпус особняка М. Ф. Кшесинской (1904–1906 гг., арх. А. И. Гоген).

Лесной пр., 20, корп. 8, жилой городок Нобеля (1904–1909 гг., арх. Р. Ф. Мельцер).

Миллионная ул., 32, дом И. А. Гагарина, дом Голубева (1881 г., арх. М. А. Иванов).

Московский пр., 170, нет сведений.

Московский пр., 72, ВНИИ им. В. П. Вологдина (1963 г., арх. П. С. Косвен). Невский пр., 18 / наб. р. Мойки, 57, дом Котомина.

Невский пр., 80, дом Л. В. Липгарта, дом Н. И. Дернова (1772–1773 гг., арх. М. А. Макаров; 1913–1914 гг., арх. М. С. Лялевич).

Фурштатская ул., 24, особняк В. С. Кочубея (1908–1910 гг., арх. Р. Ф. Мельцер).

Ул. Куйбышева, 4

К чему я это все вспомнил? Да вот на ограде соседнего дома — особняка Бранта — на уровне человеческого роста роскошный маскарон в изобилии гирлянд фруктов-символов. Все здесь есть: гранат и персик, инжир и яблоки и даже совсем не редкость в дворянском Петербурге — ананас от Елисеева. Кому принадлежит это лицо? Какой богине? Возможно, Флоре, возможно, Помоне или какой-нибудь нимфе цветов, кого так изысканно и безупречно танцевала хозяйка соседнего особняка, сама ставшая трагической и неотторжимой от ХХ века легендой — первая любовь цесаревича Николая Александровича, в будущем государя Николая II, прославленная Матильда Кшесинская. И маскарон, и с большим значением подобранный состав как бы только «фруктового» изобилия — это все пожелания ей, ставшей хозяйкой дворца модерн, когда она сияла в зените своей славы, не случайно же здесь целые колеса лавровых венков.

Ее на моей памяти, в 1950-е годы, на уроках истории искусства в нашей художественной школе при училище Серова преподавательница ругала, обзывала безвкусицей и «архитектурным винегретом», обвиняла архитекторов в том, что они стали в лакейскую позу «чего изволите?» перед капиталистами.

Естественно, я тут же зацепился за это слово и полетел в библиотеку узнавать, что такое эта самая «эклектика». Здания, коими восторгалась преподавательница, в основном построенные в стиле классицизма, навевали скуку. Нет, конечно, я признавал белоколонную красоту Михайловского дворца, Александринки и всей улицы Зодчего Росси, но все, что строилось в годы моего детства в подражание классицизму, в подражание ампиру — шепотом называемое тогда «роскошный сталинский стиль», меня отвращало своей давящей казенщиной. Домов с гербами и колосьями в орнаментах, с окошками-бойницами, запрятанными в железобетонных колоннах, в те годы поналепили предостаточно.

Эклектика или, точнее, «эклектизм», как сообщал Советский энциклопедический словарь (от греч. eklekti-kos — выбирающий), «механическое соединение разнородных, часто противоположных принципов, взглядов, теорий, художественных элементов и т. п.; в архитектуре и изобразительном искусстве сочетание разнородных стилевых элементов или произвольный выбор стилистического оформления для зданий или художественных изделий, имеющих качественно иные смысл и назначение (использование исторических стилей в архитектуре и художественной промышленности XIX в.)» [102]. Вооружившись этой цитатой, я пустился в пространный разговор с преподавательницей, доказывая, что используемое наследие других стилей в эклектике не копируется, а органично перерабатывается! И составляет единое художественное целое! Стало быть, это новый стиль! Я так в своей тетрадке по истории искусства и написал. Удивительно, что она сохранилась. Вроде бы Герцен заметил, что тринадцатилетние подростки самые большие философы! Для моего детства эта цитата верна. Неужели сегодня по-другому? Не может быть! Просто я давно не разговаривал с тринадцатилетними философами. Это не их, это — моя вина.