Людмила Правоверова - Павел Филонов: реальность и мифы

Филонов сумбурный и талантливый художник, с несчастной страстью к «философии». Ученики его усвоили, главным образом, сумбурность, которая гораздо легче, чем талант, поддается распределению на 30 человек. Это старая и вечно новая история.

Не знаю, следовало ли «Дому печати» брать под свое покровительство «школу Филонова», но весельем наполняется душа, когда видишь такую жизненную удаль, — «и снова буйство юных лет, и взрывы сил, и крайность мнений». Хорошо бы только без философии и … в другом месте, как постоянное зрелище. Мало приятны хулиганы, висельник, симпатичная собачка, раздавленная трамваем, но воскресшая, и прочие персонажи. Превосходный зал в стиле Людовика XVI [901] нисколько не выиграл от того, что простенки между колонн сплошь покрыты холстами «филоновцев», произведения которых следовало бы выставить (если уж это неизбежно) либо в помещении, обработанном в соответствующей манере, либо на совершенно нейтральном фоне, на гладких стенах. Размещение же этих картин в старинном неоклассическом зале — затея, мягко выражаясь, опрометчивая.

Выставка группы учеников художника Филонова в Доме Печати, несомненно, является одним из ярких событий весеннего художественного сезона.

Группа эта работает коллективно, причем имена художников указаны только в афишах, а на самой выставке мы лишены возможности выделить ту или иную индивидуальность; да это, может быть, и излишне, — действительно, чувствуется единство метода, единая творческая воля и единые устремления идеологического порядка. Коллективизм работы придает картинам ту мощную цельность, которой мы до сих пор не встречали ни на одной выставке; на другой выставке, устроенной под покровительством того же Дома Печати, о[бщест]ва «Круг» мы тоже видели общность художественных задач, но все же коллективное начало не было там выражено с такою четкостью.

Вторая особенность выставки филоновцев, пожалуй, еще более подчеркивающая первую, это — единство самого плана выставки. Если не считать первой комнаты, где выставлены «лабораторные» (впрочем, весьма любопытные) опыты участников группы, — основное ее ядро задумано в виде целостного декоративного ансамбля, специально приспособленного к стенам и простенкам огромного колонного зала б[ывшего] особняка Шуваловых. Все промежутки между колоннами сплошь заполнены грандиозными «картинами-панно», а в начале зала помещена колоссальная полихромная скульптура, также прислоненная к стене. В целом получается, безусловно, мощное впечатление работы, широко задуманной и выполненной, если и не соответствующей формально архитектурному стилю помещения, то, во всяком случае, ритмично в нем размещенной…

Такой план этой оригинальной, совсем новой по заданиям выставки, вынуждает рассматривать ее в целом, не расчленяя на отдельные элементы, каждый из коих является лишь звеном единой цепи. А «цепь» эта — широкая картина глубокого охвата революционной действительности со всеми светлыми и темными ее сторонами. Здесь: и освобождение угнетенных национальностей, и пафос революционных торжеств, и романтика труда, стройка нового быта, разложение церкви, борьба с мировым империализмом, «война войне» и т. д. и тут же рядом язвы прошлого, вплоть до <���…> «чубаровщины» [903] .

Композиция густо насыщены множеством фигур, плетется сеть сложнейшего рассказа, заставляющая зрителя проделывать работу детального разглядывания. Первое впечатление необычайной, красочной яркости, иногда пестроты затем разбивается о множество деталей сюжетного характера.

Художественное кредо группы декретировано соответствующими лозунгами как метод «аналитического искусства». Но как можно воспринять этот лозунг? «Анализ» филоновцев, как нам кажется, лежит не в плоскости художественной, а скорее в тематике, то есть в центре анализа — в том нагромождении деталей «литературных» подробностей определенной темы. Что же касается изобразительных средств, то они далеко не в плане «анализа», а скорее синтеза; определенной продуманности, а подчас и преднамеренности, являющейся результатом тех формальных основ искусства главы этой группы Филонова, которые сильно сказываются в работе группы в целом.

Сложность всех композиций, сверху до низу заполненных фигурами, пейзажем, зданиями и т. д., часто образующих хаотические конгломераты, делает их похожими на сны, где элементы действительности по прихоти творческого воображения соединяются в небывалые комбинации…

Во всяком случае, выставка филоновцев задевает зрителя, заставляет его серьезно призадуматься над путями творческого процесса и не оставляет его равнодушным, так как затрагивает глубоко-жизненные вопросы современности и делает это в таких формах, которые поражают своим дерзанием и новизной <���…>

Можно пожелать, чтобы молодая группа дальше работала над поставленными себе проблемами и внесла бы в свою работу больше ясности, которая приблизила бы их большой труд к пониманию широких масс трудящихся.

Это не выставка в обычном смысле того слова. Это — стенная живопись, фрески, предназначенные для украшения стен классического типа здания. Обычно живописцы считаются с архитектоникой помещения. В данном случае — наоборот — живописные украшения пытались задушить старое здание, концентрируя внимание на новой живописи.

Эти громадные полотна пытаются разрешить проблему человека и отобразить нашу эпоху. Задача весьма ответственная и серьезная. В виду того, что человек доминирует в этих фресках, остановимся на этой проблеме. Люди, изображаемые Филоновым, как и вся живопись его школы, болезненны. Люди превращены в мелких физических уродов. Это скорее от смерти, чем от жизни. Особенно запоминаются пионеры, где это характернее чувствуется. И вот эти люди на полотнах действуют, делают что-то, борются с капитализмом! Кто же эти люди? Кого эти изуродованные люди изображают? Нас, нашу эпоху. Людей страны Советов.

Я себе представляю: лет через пятьдесят люди, глядя на фрески Филонова (а холсты хороши, краски прочные — выдержат), постараются изучить нас и нашу эпоху. Они будут весьма удивлены, как и мы с вами удивляемся, ибо все это выдумано. Это же не мы, это — гнилой Запад! Художники Запада, понимающие, что такое загнивание капитализма, именно так изображают современную Европу (графика Гросса, Дикса и многих современных немецких художников). Это — не мы, это — не наше. Это — не от нашего здорового класса, это от изысканной, сверху красивой, внутри гниющей старой культуры. И если где филоновцы приближаются к тому, что роднит их с настоящим, это — в их большой скульптуре, это в их большом барельефе. Но им это, видимо, меньше всего нравится.