Елена Грицак - Флоренция и Генуя

В отличие от старшего брата, которого соотечественники называли самым безобразным итальянцем, Джулиано был очень красив. Нежная белая кожа, черные, чуть вьющиеся волосы, ясный взгляд лишь подтверждали его приветливый нрав. В отличие от Лоренцо, с губ которого не сходила язвительная усмешка, он покорял сердца скромной улыбкой. Если старший брат в движениях своих был резок и быстр, младший, как истинный сын своей эпохи, отличался жестами плавными, неторопливыми.

Говорили, что правитель сам, не жалея времени, придумывал диалоги, писал тексты песен к карнавалам, сценарии игр, городских праздников и семейных пиров. В старой Флоренции каждое сообщество, от цеховиков до бесприданниц или старых дев, имело свою символику и, собираясь, распевало свой гимн. Разумеется, песни, сложенные на стихи правителя, были безобидней и распевались с большей охотой, благо разучивать его произведения доводилось вместе с ним. «Мне не кажется, что в толковании событий, происходящих в моей душе, есть что-нибудь зазорное. Напротив, это дело из всех наиболее стоящее и приносит наилучшие плоды, что доказывают многочисленные ошибки и нелепости, допущенные комментаторами чужих произведений, поскольку они достовернее изображают самих себя, нежели то чужое, о чем берутся судить. Тогда как собственная душа и ее произведения легко доступны владельцу и сами себе открыты» (Лоренцо Медичи. «Комментарии к сонетам»).

Леонардо да Винчи. Пейзаж долины реки Арно. Рисунок, 1473

В пору правления Лоренцо Великолепного по улицам Флоренции ходил могучий красавец Леонардо – сын крестьянки и нотариуса из городка Винчи. О том, какое значение имел для мировой культуры этот человек, сегодня знает каждый, но в 1467 году, когда 15-летний юноша впервые прошелся по мостовой великого города, об этом никто не догадывался. Просто, но элегантно одетый, он бродил по переулкам, задерживался на площадях, всматривался в лица прохожих, постоянно что-то записывал и зарисовывал. Прошло много лет, прежде чем беглые эскизы преобразились в шедевры, впечатления выстроились в стройную философскую систему, а сам Леонардо стал титаном Возрождения, чей авторитет не смогли поколебать ни века, ни революции, ни изменившееся в рамках человечества мировоззрение.

Будучи образцом художника Чинквеченто, Леонардо да Винчи был энциклопедистом, исследователем по духу и в действительности. Он мало рисовал, гораздо больше экспериментировал и очень много думал, размышляя о науке, искусстве в целом и живописи, которую отождествлял с философией. По его мнению, рисунок не только выражает связь явлений, но и сохраняет их, делая творения рук человеческих более долговечными, чем творения природы.

Сандро Боттичелли. Автопортрет

Не приемля фламандскую манеру письма, которая так нравилась итальянским живописцам, Леонардо да Винчи критиковал коллег, в частности любимца правителя Сандро Боттичелли, за невыразительную трактовку пейзажа: «…он говорит, что создание фона – пустое занятие, ведь достаточно просто бросить пропитанную красками губку на стену, и она оставит пятно, в котором можно будет различить прекрасный пейзаж». Великий мастер отчасти был прав, поскольку Боттичелли действительно мало интересовался задним планом и, кроме того, уступал многим своим коллегам в достоверности деталей. Выписывая фон, он в самом деле довольствовался условными мотивами фламандской живописи: немного зелени, замки, готические церкви.

По-настоящему мастера звали Алессандро ди Марчано Филипепи, а благозвучное для иностранцев слово «боттичелли», в переводе с итальянского означавшее «бочонок», было прозвищем, и даже не его самого, а старшего брата – одного из 8 детей флорентийского дубильщика кожи. В отличие от остальных родственников, Сандро поднялся очень высоко, выучился живописи, но главное, сумел проявить талант и, подчиняясь канонам, не утратить оригинальной манеры письма. Боттичелли прославился как создатель легко узнаваемых, выписанных изящно-упругими линиями композиций, которые уводили зрителя в идеальный мир красоты и рассудочной гармонии. Если мастера Кватроченто (XIV век) больше интересовались миром живым, во всем его многообразии, то их коллеги эпохи Чинквеченто (XV век) привнесли в живопись мир умозрительный, с идеальными телами и столь же совершенными душами. На полотнах той поры витал дух утонченной, немного холодноватой интеллектуальности, воссозданием которой вслед за живописцами начали увлекаться и скульпторы. Особенно этим отличался Андреа Верроккьо, чей бронзовый «Давид», представленный горожанам в 1475 году, мог бы стать образцом ренессансной скульптуры, если бы тот же герой не заинтересовал Микеланджело.

Женственный «Юный Давид» Верроккьо

…и мужественный «Давид» Микеланджело

Если быть точнее, ваятеля привлек не сюжет, а материал – огромная глыба белого мрамора, испорченная резцом неумелого мастера и лежавшая у собора безо всякой пользы. Молодой, но известный благодаря покровительству Медичи, Микеланджело преобразил ненужный обломок в изумительное произведение искусства. В отличие от маленького (высотой 1,25 м) изящного «Давида» Верроккьо, его 4-метровое творение изумляло монументальной мощью. Он представил библейского героя в момент высшего напряжения сил, создав образец героической, возвышенной, одухотворенной красоты, которая ни до, ни после того не встречалась в мировом искусстве. Микеланджело закончил своего «Давида» осенью 1504 года, когда Лоренцо не было в живых, а его семье пришлось испытать народный гнев и уступить власть республиканскому правительству. Тогда же, в пору недолгого возрождения коммуны, великое творение обосновалось вблизи палаццо Веккио. Ныне оригинал «Давида» Верроккьо находится в Национальном музее Барджелло, а «Давид» Микеланджело в 1873 году переместился с площади Синьории в галерею флорентийской Академии художеств. Место подлинника заняла копия, изваянная столь умело, что некоторые признают ее самостоятельную ценность.

Улица Микеланджело во Флоренции