Александр Бармин - Соколы Троцкого

«Представленный «Техноэкспортом» квартальный план по экспорту чугуна признан неудовлетворительным. Принято решение увеличить экспорт на «X» тысяч тонн и поручить Наркомвнешторгу под личную ответственность товарища Розенгольца и президента «Техноэкспорта» товарища Полищука в тридцатидневный срок выйти на рынок с упомянутыми выше дополнительными объемами экспорта. В осуществлении этой задачи следует принять во внимание особенно благоприятную конъюнктуру, сложившуюся на рынках Японии, Турции и Персии. Товарищам Орджоникидзе и Пятакову поручается обеспечить отгрузку требуемой продукции с предприятий по согласованию с товарищем Розенгольцем в указанный период. Председателю Комиссии партийного контроля товарищу Ежову поручается осуществить контроль за выполнением данного решения и доложить Политбюро».

Бедный Полищук, который подписывался под этим решением, наверное, не предполагал, что его шеф, Розенгольц, а может быть, и он сам заплатят головой за выполнение этого «категорического указания» Хозяина. Имя Полищука, как непосредственно ответственного за выполнение этих «предательских и профашистских» решений, не было включено в список жертв очередного процесса, но его детальное знание всех обстоятельств делает вероятным, что и он был уничтожен.

Если бы Розенгольц захотел защищаться, он мог бы сослаться на публикации в «Правде» триумфальных заявлений ее редактора Мехлиса, смысл которых заключался в том, что об успехах индустриализации можно судить по резко возросшему экспорту чугуна во многие зарубежные страны, в частности в Японию.

По мере расширения масштабов деятельности моего треста я стал испытывать трудности в получении необходимой техники для экспорта, поскольку мои запросы часто приходили в противоречие с потребностями Красной Армии. Наша промышленность не могла справиться одновременно с двумя заказами, и я вынужден был прибегать к помощи своих друзей в Генеральном штабе, а в самых трудных случаях идти к Гамарнику или Тухачевскому. Нам удавалось достигать компромисса, в одних случаях откладывались их заказы, в других – мои поставки. Когда нам не удавалось прийти к соглашению, мой шеф Розенгольц вынужден был спорить с военачальниками на заседаниях Политбюро или апеллировать напрямую к Сталину.

Генеральный штаб, как правило, шел мне навстречу, хотя мой экспорт создавал им только лишнюю головную боль. Иногда необходимые для экспорта материалы я получал непосредственно с армейских складов. И когда некоторые интенданты пытались всучить нам «завалы» пороха с истекшим сроком хранения или устаревшие противогазы, спор, как правило, решался маршалами в мою пользу. Со мной работали лучшие специалисты соответствующих управлений Наркомата обороны, готовили технические требования, участвовали в переговорах с зарубежными представителями, проводили испытания на армейских полигонах. Я помню, как на одном из приемов начальник бронетанкового управления Халепский в шутку пожаловался Тухачевскому, что «Бармин изматывает моих офицеров сверхурочной работой», и попросил маршала прекратить эту «эксплуатацию». Армейские эксперты были действительно первоклассными специалистами и оказывали нам крайне необходимую помощь. Единственным Управлением Наркомата обороны, с которым у меня были проблемы, было Управление Военно-Воздушных Сил, которое возглавлял мой старый друг и коллега по академии начальник ВВС Алкснис. В этот период осуществлялась очень энергичная программа развития ВВС, и весь его персонал был настолько загружен, что не мог уделять мне достаточно внимания.

В целом моя работа с военными шла довольно продуктивно, каждый понимал проблемы и трудности друг друга. Несмотря на несомненную полезность для Наркомвнешторга этих дружеских отношений, Розенгольц подозревал, что иногда я слишком восприимчив к точке зрения Генштаба.

– Как президент «Автомотоэкспорта», вы должны забыть о том, что являетесь офицером резерва. Забудьте про офицерскую солидарность. Вы должны проявлять твердость в отношении ваших друзей в Генштабе. Не будьте мягкотелы, – часто увещевал он меня.

Его недовольство усилилось в середине года, когда работа моего треста шла полным ходом. Меня неожиданно призвали на месячные военные сборы. Я объяснил Розенгольцу, что одновременно со мной на сборы было призвано несколько десятков высокопоставленных сотрудников правительственных учреждений, из промышленности и дипломатической службы. Но Розенгольц с характерным для него бюрократическим упрямством стоял на своем. Через пару месяцев после моего возвращения со сборов он встретил меня с торжествующей улыбкой.

– Теперь вы штатский человек, – сказал он. – По моей просьбе правительство исключило вас из числа офицеров резерва Генштаб возражал, но мне это все же удалось. Вы можете получить документы об увольнении и теперь можете выступать перед ними как стопроцентный внешторговец. Вот так-то!

Такой неожиданный поворот событий не принес мне каких-то преимуществ и не облегчил мою работу. Но с ним была связана одна частичная компенсация, о которой я тогда не подумал. Красная Армия выплачивала увольняемым ветеранам пособие, пропорциональное их выслуге, в том числе в двойном размере за время участия в боевых действиях. Для меня, с учетом моих шестнадцати лет службы и оклада комбрига, это составило несколько тысяч рублей. Этот свалившийся с неба подарок был как нельзя кстати, поскольку мне предстояли большие расходы на питание, одежду и отдых детей и моей матери на юге. На какое-то время эти проблемы были решены.

В конце 1934 года я получил указание Политбюро провести переговоры с послом Афганистана о поставке в эту страну, на условиях очень благоприятного кредита, самолетов, горной артиллерии и другого вооружения.

Афганистан является буферным государством между Россией и Индией, и в силу этого Великобритания с неодобрением наблюдала за развитием и углублением отношений между Амануллой-ханом и Советским Союзом. Один из племенных вождей Бача-Саков собрал вокруг себя войско и при поддержке англичан двинулся на Кабул. В Москву стала поступать информация о реальной угрозе режиму Амануллы-хана, и Политбюро решило послать на помощь отборные части Красной Армии. Две дивизии были погружены в эшелоны и отправлены в Афганистан. Командира советской группировки сопровождал министр обороны Афганистана. Наш контингент уже был готов войти в Герат, когда поступила информация о том, что Бача-Саков нанес поражение правительственным войскам и Аманулла-хан сбежал в Италию. Наши приготовления проходили в обстановке такой глубокой секретности, что внешний мир так и не узнал, что мы собирались воевать в Афганистане.