Альфред Тирпиц - Воспоминания

Особенно осложнялось мое положение в тех случаях, когда начальник кабинета фон Зенден, несмотря на свой рыцарский характер и страстное стремление возвысить флот, начинал вести самостоятельную политику в вопросах, касавшихся моего ведомства. О том, как действовали на меня постоянно менявшиеся группы и группировки, которые боролись между собой и, пользуясь необычайно активным участием кайзера в морских делах, буквально не давали мне покоя, позволяет судить следующая выдержка из письма, посланного мною принцу Генриху. Что касается тяжелых крейсеров, то мне еще не удалось убедить его величество в том, что выполнение высочайшей воли в этом вопросе было бы равносильно нарушению нашего закона о флоте…

Большинство безответственных господ, обсуждающих это дело, не уясняют себе положение вещей… Мы, право же, продали бы свое первородство за чечевичную похлебку, если бы стали менять основные принципы закона из-за одного крейсера. Такая мысль может прийти в голову начальнику кабинета, но не статс-секретарю, который понимает истинные интересы его величества и считает себя ответственным за них. Если раньше требования рейхстага не причиняли нам такого вреда, как отсутствие спокойствия и постоянные изменения проектов и мнений, то теперь мы завоевали в этой области определенное доверие, а это благоприятствует нашим требованиям. Мы дадим в руки оппозиции сильнейшее оружие, если она вновь получит возможность говорить о меняющемся военном искусстве, зигзагообразном курсе и т.д.

Прошу ваше королевское высочество всемилостивейше простить меня за то, что я обрисовал эти заботы, но я готов прийти от них в уныние, когда вспоминаю о тяжелом и опасном положении нашего государства, оказывающем свое естественное влияние на морское ведомство накануне внесения новеллы в рейхстаг, и когда, с другой стороны, вижу, как безответственные советники чудовищно увеличивают эти трудности и тем в конечном счете наносят вред интересам его величества.

Парламент не готовил нам таких трудностей. Самое необходимое было достигнуто; доверие рейхстага к решениям властей по оборонным вопросам определенно возросло. Всесторонняя информация и личные посещения кораблей, верфей и т.д. показали депутатам, как идет работа. После этого исчезли почти все противоречия между рейхстагом и правительством. К тому же моя относительная независимость от парламента нередко позволяла мне игнорировать придирки. При чисто же парламентской системе творческая работа властей была бы задушена такими национальными пороками, как мелочность, партийная зависть и чрезмерная склонность к иллюзиям. Парламентаризм особенно неспособен к строительству флотов, даже когда он ассигнует на них большие средства, как это было во Франции. В Англии строительство флота удается потому, что свойства нации и великие исторические традиции создали там для этого прочный фундамент. Уже в мое время парламенты любили покапризничать; они требовали большого количества потогонной работы и копания в мелочах, а также, как тогда говорили, «бирюлек, которыми можно было забавляться». Поэтому, чтобы иметь возможность настоять на своем в важных вопросах, мне приходилось уступать рейхстагу в неважных. Когда последние затрагивали, к моему сожалению, личные нужды офицерства, как это было при снижении расходов на стол, пострадавшие офицеры отнюдь не проявляли удовольствия, и единый фронт против зависевшего от парламента статс-секретаря приходил в движение. Впрочем, я всегда старался охранять интересы всех категорий личного состава.

По мере того как увеличивались эскадры и германское побережье получало в лице флота надежную защиту, у моря отвоевывались все новые земли, сносились деревни, основывались новые города и строились огромные заводы, многочисленная флотская семья росла и вширь. Мы были единственным имперским учреждением, которое открывало широкие горизонты сотрудничества сотням тысяч людей, ранее державшихся узко-областнической точки зрения. Флот стал кузницей германизма. Пока бездействие в войне не истребило во флоте Открытого моря воодушевлявший его дух, по биению пульса этого флота можно было определить усиление Германии. Ни один флот мира не располагал таким человеческим материалом, как тот, который мы черпали из прибрежного населения, а также из числа моряков торгового флота, избавлявшихся на военной службе от своего космополитизма, и рыбаков, посылавшихся на малые корабли и возвращавшихся в свои деревни после отбытия военной службы с расширившимся духовным кругозором и профессиональным честолюбием. Поскольку наши проворные старопрусские балтийцы и крепкие жители побережья Северного моря уже не могли удовлетворить потребность в кадрах, мы обратились к населению внутренних провинций: служба на современных крупных кораблях не требовала таких мореходных качеств, как во времена парусников. Особенно отличались южно-германцы, а среди них эльзасцы. Для технического персонала служба во флоте под руководством наших прекрасных инженеров являлась высшей школой; наших кочегаров брали нарасхват промышленные предприятия{94}. Лучшие представители нашей молодежи пополняли офицерские кадры (вспомним командиров подводных лодок) с тем большей радостью, чем яснее вырисовывались наши будущие задачи. Постороннему трудно даже представить себе, какая напряженная работа велась во флоте. Нигде государству не служили с большей радостью и самоотверженностью. Мы чувствовали себя форпостом великого народа, приступившего с помощью своего государства к завоеванию свободы и равноправия с другими народами мира.

Вскоре мы удовлетворили самые насущные потребности и смогли расширить свои планы. По мере того как флот отрывался от казарм и родных берегов, он все больше срастался с нацией, которая нуждалась в этом; впрочем, еще и сегодня она не знает, каким сокровищем было для нее наше офицерство. Пусть те глупцы, обуянные манией разрушения, которые приветствуют ныне гибель старой Германии, попробуют создать организм, способный сравниться по своей силе и преданности идеалам целого хотя бы с одним этим институтом нашей старой Империи. Нити мировой политики сходились во флоте; поэтому мы должны были стать силой в народе. Когда впоследствии обстоятельства и лица, о которых я скажу ниже, привели к взрыву обеспеченного флотом мира, а обещанная флотом победа была упущена, нация опустилась настолько, что стала стыдиться собственных сил, и теперь находит удовлетворение в поругании того, что долго было ее гордостью и радостью.

В моих попытках поддерживать живой дух в организации дела и в моем стремлении следовать за постоянным изменением условий, определяющих эффективность флота, я часто натыкался на сопротивление обстоятельств и ведомств. С 1897 года некоторые адмиралы считали меня управляющим делами и заведующим снабжением флота, хотя мои личные интересы и вкусы относились к области руководства флотом. В результате мне приходилось видеть, не имея возможности вмешаться, много такого, чего я не мог одобрить.