Николай Борисов - Иван Калита

Уникальное известие Татищева о литовских кредиторах Александра Тверского позволяет понять общий замысел Калиты. Разыскав кредиторов, потерявших надежду вернуть свои деньги, московские агенты обещали им возместить ущерб, но при одном условии: пострадавшие должны были устно или письменно обвинить Александра Тверского перед ханом. Конечно, Узбека мало интересовали неоплаченные долги его русского вассала виленским или рижским купцам. Однако ясно, что озлобленные кредиторы, подученные московской разведкой, примешивали к финансовым претензиям политические обвинения. Самым тяжким из них могло быть обвинение Александра в связях с Литвой после покаяния в Орде и возвращения в Тверь.

Искушенный в интригах хан, конечно, понимал, «откуда дует ветер». Однако и Калита был мастером интриги. Обвинения кредиторов чередовались с жалобами и заявлениями русских князей, тайно сотрудничавших с москвичами. «И аще (хотя. – Н. Б.) хан отсылая их (кредиторов. – Н. Б.), но чрез князей толико наполниша уши ханский горести и гнева, яко оскорбися до зела» (38, 89).

Неизвестно, какими именно аргументами или документами князья заставили хана «оскорбиться до зела». Вероятно, самые сильные из них представил Узбеку сам Иван Калита, явившийся в Орду вместе с двумя старшими сыновьями в начале 1339 года. Судя по последующим событиям, можно думать, что речь шла о литовско-тверском сговоре, направленном против Орды. Вероятно, московский князь сумел добыть (или сфабриковать) какие-то документы на сей счет.

Впрочем, речь тогда шла не только об «измене» Александра Тверского. Этот визит Калиты к хану отличался какой-то особой значительностью и торжественностью. По мнению многих историков, князь Иван во время этой поездки не только представил хану своих старших сыновей, но и предложил для утверждения «духовную грамоту» – завещание.

Дальновидный князь Иван включил в свое завещание даже распоряжение о том, что делать наследникам в случае, если татары отнимут у одного из них часть владений. При таком несчастье следует проявить смирение, а пострадавшему выделить понемногу из наделов всех других наследников.

Особый, итоговый характер своей последней поездки в Орду в 1339 году князь Иван мог обосновать только двумя причинами: тяжкая болезнь, предчувствие скорой кончины – или намерение принять монашеский постриг. Вероятно, само по себе заявление Калиты о его намерении уйти с политической сцены было тонко рассчитанным действием. Этот ход должен был произвести впечатление на старого хана, заставить его благосклоннее отнестись к молодому предводителю московского княжеского дома князю Семену Ивановичу.

В ходе недолгого, но весьма важного по своим последствиям визита Калиты в Орду в 1339 году судьба Александра Тверского была предрешена. Хан вновь остановил свой качнувшийся выбор на московских князьях. Его насторожила не только личная неблагонадежность Александра Тверского, о которой так много говорили московские ходатаи. Один из самых выдающихся правителей Орды, хан Узбек умел заглянуть в будущее. Он хорошо понимал, что возвышение тверского княжеского дома неизбежно приведет к усилению антиордынских настроений на Руси. Дело было не в личностях, а в логике политических традиций и геополитических интересов. Тверь уже в силу своего географического положения выступала носителем «западнических» настроений в сообществе земель и княжеств, объединенных под эгидой великого княжения Владимирского. В условиях быстрого усиления Литвы передача великокняжеской власти тверским князьям могла привести к ослаблению контроля Орды над русскими землями. Игра с «помилованием» опального Александра Тверского была затеяна ханом главным образом для того, чтобы дать наглядный урок русским князьям, попугать Ивана Калиту и потешить собственное самолюбие. Теперь эта игра подходила к концу. Продолжать ее было не только бессмысленно, но и опасно для Орды.

Предшественники Узбека на ханском престоле любили создавать на Руси ситуацию двоевластия, борьбы двух соперничавших княжеских группировок. Это приносило ханской казне новые доходы и устраняло возможность объединения страны под единой властью. Возвышение Литвы заставило Узбека постепенно отойти от этой традиционной политики. Теперь Орде нужна была единая Северо-Восточная Русь, покорная Орде, но способная самостоятельно дать отпор Литве на всем протяжении русско-литовских границ. Московский князь Иван сумел убедить Узбека, что именно он и его потомки лучше других исполнят замысел хана. Конечно, Узбек понимал, что никакие клятвы не удержат московских князей от восстания против татар, если Орда утратит свою монолитность и силу. Но хан предпочитал не думать о плохом и гнал от себя черные мысли. В конце концов, он имел право на душевный покой: своим выбором в пользу Москвы хан лет на двадцать отсрочил Куликовскую битву. Не проиграл и князь Иван. Сделав ставку на верность Орде, он помог своему внуку Дмитрию одержать победу на Куликовом поле...

Когда в степи зазеленела первая трава, князь Иван стал собираться в обратную дорогу. Последний раз пришел он в позолоченную юрту «повелителя всех, кто живет за войлочными стенами». Даже в своем роскошном дворце, выстроенном мастерами из Хорезма в центре многолюдной столицы Золотой Орды, хан держал посреди двора походную юрту и часто принимал посетителей именно в ней. Его почерневшее от степного солнца лицо было, как обычно, непроницаемо. Но Калита давно научился и под этой маской угадывать движения души. Сегодня хан был печален и задумчив. Он знал, что видит Ивана в последний раз.

Прощаясь с князем Иваном, Узбек подарил ему на память шапку-тюбетейку, сделанную из искусно спаянных золотых проволочек. В бесконечном кружеве ее узоров словно переплелись нити их общих судеб. Пройдут годы – и тюбетейка Узбека, слегка переделанная московскими умельцами, превратится в знаменитую «шапку Мономаха» – главный символ московской государственности (45, 20). Начисто забыв ее подлинное происхождение, московские придворные книжники составят легенду о том, как византийский император Константин Мономах прислал эту шапку в знак уважения своему внуку, киевскому князю Владимиру Мономаху. Но странный подарок ордынского хана был наделен тяжелой, таинственной силой. И, возлагая его себе на голову в день коронации, московские цари, сами того не ведая, становились наследниками древних повелителей степей...

Князь Иван вернулся в Москву «пожалован Богом и царем» (22, 92). Теперь хан вызвал к себе его тверского соперника. Новгородская Первая летопись под 1339 годом сообщает: «Ходи князь великыи Иван в Орду; его же думою приславше татарове, позваша Александра и Василья Давыдовица Яро-славьскаго и всех князии в Орду. Князь же Александр бе послал преже себе в Орду сына своего Федора, чая оттоле вести; и приела по него цесарь, и поиде в Орду» (10, 349 – 350).