Владимир Гнеушев - Тайна Марухского ледника

– Прыгать надо, товарищ командир,– сказал Шакро, стоя у края площадки. И поймав недоуменный взгляд Плпева, добавил:

– Глубина снега в несколько метров. Убиться трудно... Разрешите?

Лейтенант Белый подошел и стал рядом с Шакро:

– Вдвоем попробуем...

Словно для прыжка в воду, они стали на край выступа и по счету Шакро “три” – прыгнули. Со страхом оставшиеся смотрели вниз. И с надеждой. А когда заметили там, живы, здоровы ребята, чуть не закричали “ура”. Лейтенант Белый приземлился благополучнее Шакро, выкарабкался на поверхность сам и вскоре разыскал друга. Вдвоем они стали показывать, куда прыгать остальным. Началось самое необыкновенное в истории марухских боев преодоление препятствия. Страх перед высотой, который бойцы испытывали вначале, теперь, кажется, прошел. Один за другим подходили они к пропасти и, глубоко и шумно вздохнув, исчезали в ней, чтобы через несколько секунд полета забарахтаться внизу, в глубоком и пышном снегу. Вот уже половина группы совершила свой полет. Подошла очередь прыгать пленному унтеру. Подтащили его поближе. Расширенными от ужаса глазами смотрел он на советских солдат, упирался и усиленно болтал портянкой, свисавшей изо рта (“Гигиенических пакетов не было для кляпов!” – шутит Петр Александрович), всем видом давая понять, что прыгать не намерен. Веревкой он был привязан к одному крепкому нашему солдату, но тот даже вспотел от усилий, пока тащил немца за собой.

– Тяжеловатый “язычок”, черти б его ели,– громко прошептал он, – а ну, хлопцы, помогите.

– Давай, фриц, не пужайся, – сказал, подходя, другой здоровенный солдат,– разделим судьбу поровну.

Он резко подтолкнул немца к выступу. Потом, по команде бойца, с которым немец был связан, последовал второй толчок и вместе они полетели вниз.

Наверху оставались несколько бойцов и Плиев, когда поднялась тревога у немцев. Очевидно, позвонив соседям по блиндажу и не дождавшись ответа, двое фашистов – это видели наши – выскочили и побежали, держась за красный шнур, соединяющий всю оборону, к землянке, недавно оставленной советскими воинами. Картина, открывшаяся там их глазам, была более чем красноречивой. Мгновенно раздались тревожные автоматные очереди, и через короткое время стреляла вся линия вражеских позиции. Осмотрев внимательно расположение огневых точек, Плиев и последние бойцы прыгнули к товарищам...

Теперь все они укрылись под огромным выступом, где можно было не опасаться ни обстрела, ни даже налета авиации. Вот почему, пока летали над ними самолеты и непрестанно, со всех сторон стреляли озверевшие фашисты из пулеметов, автоматов и минометов, группа преспокойно занялась завтраком, составленным из трофейных, весьма калорийных продуктов.

Немцы, вероятно, решили, что группа советских альпинистов не может быть большой – в крайнем случае, человек пятнадцать. Поэтому, наверное, они пустили по леднику – единственно возможному подходу к естественному укрытию наших – около взвода своих солдат. Бойцы подпустили их поближе, завязали бой и вскоре их уничтожили. Звуки боя долетели, конечно, к переднему краю марухской обороны, и наша артиллерия, не зная точно, какая из групп и где ведет бой, стала лишь обстреливать перевал и артиллерийские позиции немцев за перевалом.

Так продолжалось до темноты, с наступлением которой пришло некоторое затишье. Теперь медлить было нельзя. Растянувшись в цепочку по одному, группа начала двигаться к своим, держась ближе к левому берегу ледника, менее обстреливаемому. В глубочайшем снегу на сильном морозе за час сделали не более ста метров. Напряжение, владевшее бойцами весь день, сменилось настоящей усталостью, от которой кружилась голова и терялось сознание. Однако двигались еще несколько часов, но когда до передней нашей заставы оставалось метров полтораста, силы окончательно покинули бойцов. Неподвижно распластались они на снегу. Стали кричать и звать на помощь. Но то, что самим бойцам казалось криком, на деле было каким-то слабым писком. Хорошо, что ночи вновь стали тихими, и дозорные все же услышали их. Выслали нескольких бойцов вперед и обнаружили двух солдат в полубессознательном состоянии. Те едва смогли прошептать: “Там...” Только прошептать, даже не двинуть рукой... Еще через некоторое время патрули по приказу командиров ближайших застав начали разыскивать участников группы среди снегов и по одному относить в укрытия. Бойцы и офицеры 810-го полка почти всю ночь растирали и оказывали помощь обморозившимся и ослабевшим товарищам. Уже на рассвете к заставам прибыл майор Титов и старший лейтенант Швец. Когда Титов подошел к Плиеву, тот хотел встать и доложить, но не смог подняться. Майор остановил его жестом:

– Лежи, брат. Если можешь, говори.

Плиев коротко рассказал, что случилось с группой, как самоотверженно вели себя бойцы во время страшной бури.

Вернувшиеся из похода бойцы отдыхали еще несколько дней, а потом вернулись к своим обязанностям. Происходили еще стычки с немцами, но уже более спокойные, а вскоре, после поражения под Сталинградом, началось их отступление и с Кавказа. В канун нового года для преследования врага было послано две группы разведчиков, но судьбу их Петр Александрович не знает.

Заканчивалась наша беседа поздним вечером. Все также открыто было окно, и ночная прохлада приятно растекалась по комнате, которая к этому времени наполнилась друзьями и сослуживцами Плиева и Джиоева. В таком городке, как Цхинвали, почти все люди хорошо знают друг друга. Узнав, что у Плиева гости, они по одному приходили к нему. Хозяин сидел в центре длинного кавказского стола, заполненного свежей зеленью, дымящимися паром закусками и прекрасным виноградным вином. На пиджаке Петра Александровича сияли многочисленные ордена и медали – больше десяти, пожалуй. Огромный рог дружбы обходил по кругу стола очередной раз. Зазвучали песни – осетинские, грузинские, русские. Молодая луна поднялась над старинным городским парком и залила своим призрачным светом то темные, то светлые крыши домов, верхушки деревьев, и сквозь этот свет, сквозь сияние, льющееся с высокого и теплого неба, едва различимо виднелись недальние снежные горы. Где-то там больше двадцати лет назад рождались слава и счастье людей, сидящих теперь за дружеским столом. Там, в темных и холодных ущельях. В белых от снега ночах...

Много было у нас самых неожиданных встреч с бойцами 12-го горнострелкового отряда.

Откликнулся тот, чью записку в старой патронной гильзе нашел на перевале альпинист Павлотос с товарищами! Помните? “Иван... Мешков, инженер из Баку. з.. 42 г.”

Эту записку мы приводили в главе “Что скрывали горы” первой книги и были почти уверены, что автор ее погиб. А он жив!