Владимир Гнеушев - Тайна Марухского ледника

– Может, кто и донес до командования подобные свидетельства, – говорит Василий Михайлович, – а может, и нет. Важно не это. Важно то, что советские люди, попав в тяжелейшие условия, не покорялись врагу, сражались, пробивались к своим. И огромная заслуга в том была и нашего комиссара...

На коротком совещании решили идти на перевал, чтобы там соединиться со своими. Пошли по тропе, круто взбиравшейся вверх, и вскоре вышли на высокогорный кош. Людой : там не было, но солдаты быстро разыскали несколько кругов отличного сыра. Тут-то и появился “пастух”. Поговорив с комиссаром и командиром отряда, “пастух” куда-то исчез, но потом появился вновь, сопровождаемый крепко нагруженными людьми. В мешках, принесенных ими, были боеприпасы и немного провизии. Это все, чем могли помочь партизаны отряду...

Но мало уже оставалось в отряде бойцов, кто способен был продолжать дальнейший путь. Больные оставались. Остался и дядя Саша, у которого снова очень сильно разболелась раненая нога. Больше Онищук никогда не виделся с ним.

Многие простудились, так как в горах уже начались холода, выпал снег. Бойцы отряда были почти раздеты, лишь некоторые имели телогрейки. Партизаны, посоветовавшись, опять ушли и потом вернулись, неся шинели. Переодевшись и пополнив боеприпасы, отряд тронулся к перевалу, в сопровождении проводника – местного жителя.

Перевалы уже были заняты немцами. Отряд, вернее, то, что от него осталось, метался от одного прохода к другому, уходя от крупных встреч с противником, уничтожая мелкие его группы. Наконец, по нехоженому длинному карнизу, указанному проводником, бойцы вышли на широкий заснеженный склон, далеко внизу которого виднелся ледник. “Ромашки” заметили их и началась последняя схватка с ними, в которой погибли многие, в том числе и комиссар.

Было так. Немцы сконцентрировали огонь на центральной группе нашего отряда, в которой находился и комиссар. В одной руке у него был пистолет, во второй он держал три толовые шашки, связанные воедино, со взрывателем натяжного действия внутри. Такие самодельные гранаты использовались бойцами постоянно. Закладывали в шашку взрыватель, привязывали чеку проводком от радиокатушки, отпускали этот проводок на необходимую длину и бросали шашку. Она летела положенное расстояние, потом чека выдергивалась и раздавался оглушительный взрыв.

Так вот, комиссар, держа в руке подобную гранату усиленного типа и пригнувшись, хотел сделать перебежку поближе к позициям фашистов. В то же мгновение застучали немецкие автоматы. Комиссар споткнулся, упал, потом с большим усилием поднялся в рост. Немцы бросились к нему и тут он резко взмахнул рукой, в которой была граната. Взрыв, казалось, потряс все вокруг. Комиссара не стало, но и гитлеровцы, те, что были близко, попадали замертво. Остальные на мгновение пригнулись в укрытиях. Этого было достаточно для того, чтобы оставшиеся в живых наши бойцы сели на карабин и автоматы, упертые стволами в снег, и понеслись вниз по склону. Не все, правда, добрались до ледника. Уже у начала его в одном месте провалился снег, и несколько человек исчезли в гремящем потоке.

Ниже, где-то у языка ледника, бойцы услышали дробь автоматов и покашливание минометов. Мины пролетели над головами бойцов. Немцы тоже отвечали минометным огнем на передний край обороны, но не оставили в покое и прорвавшийся отряд, старались попасть если не прямо в солдат, то выше их голов, в скалы, чтобы поразить их каменными осколками. Это было страшно. Одна мина грохнула в скалу неподалеку от Онищука, и он тотчас почувствовал, будто ему оторвало ногу. Он упал и осмотрелся. Нога была цела, но из колена хлестала кровь. Видно, камень ударил касательно по колену. Разодрав рубаху, он замотал колено и поковылял вперед.

По леднику шли долго. Несколько человек провалились в трещины. Хорошо, если она неглубокая – вытаскивали. В глубоких исчезали навек. Доставить их было нечем.

Почти у конца ледника их встретили бойцы Закавказского фронта. С удивлением смотрели они на отощавших, обросших, оборвавшихся людей, с глазами, глубоко запавшими от пережитого. Потом повели к своим позициям и, накормив, отправили в тыл. Онищуку оказали первую медицинскую помощь и также отправили в тыл, в селение Захаровну, где находился госпиталь. Там впоследствии он узнал, что друзья его по небывалому походу, были отправлены сначала в Сухуми, а оттуда, кажется, в Кутаиси. Он не встретил больше никого из них ни в войну, ни после нее...

Но вернемся теперь к событиям на Санчаро. Давидич, которому повезло больше, чем Онищуку, и он сразу попал в организованное подразделение, рассказывал дальше, как в районе лесопильного завода и у рудников по реке Лабе (Поселки Курджиново и Рожкао Урупского района Ставропольского края) батальон нагнал свой обоз и пулеметную роту с артиллерийской батареей. Оказалось, что впереди в нескольких километрах отходит 25-й погранполк. Командир этого полка приказал капитану Ройзману, оказавшемуся с группой солдат и офицеров в хвосте его, сформировать отряд или полк из отдельных подразделений и военнослужащих и прикрывать пограничников сзади, действуя отрядом, как арьергардом. Из отряда этого позднее и был организован 2-й сводный полк.

Ройзман и Леонов сели на лошадей и отправились догонять погранполк, а мы остались удерживать рудник до той поры, пока в пекарне готовился хлеб и пока по мосту через Лабу не перешли все отходившие подразделения и детские дома с детьми испанских республиканцев. Было им от тринадцати до семнадцати лет, и судьба их не могла не волновать нас. Бойцы делились с ними всем, чем могли, всячески оберегали и поддерживали их...

Хлеб, казалось, выпекался слишком долго, но батальон не терял времени даром. Глазков приказал Давидичу собрать имевшийся на руднике аммонит и подготовить мост к уничтожению. И когда последняя повозка с хлебом, громыхая по бревнам, проскочила мост, сержант Зорин и Давидич (он был тогда младшим политруком) подожгли бикфордовы шнуры. Взрыв разнес бревна моста в щепки к великой ярости егерей.

Таким же образом был уничтожен и второй мост. С него расчет станкового пулемета, которым командовал светловолосый боец Анатолий Попов, расстрелял немецких мотоциклистов, все же перебравшихся через Лабу в районе первого моста и бросившихся вдогонку нашим.

Потом взрывчатка кончилась, да и мосты дальше пошли пешеходные. Пришлось батальону оставить свою батарею: на руках пушки не понесешь. Но перед этим командир батареи, высокий лейтенант кубанец Дударь, приказал установить пушки на площадке, с которой просматривалась долина километра на два назад. Он подождал, пока батальон гитлеровцев полностью втянулся в ущелье, отрезал огнем их отход и подал команду: