Сергей Козлов - Спецназ ГРУ: Пятьдесят лет истории, двадцать лет войны...

Спецназ эта проблема касалась в меньшей степени, поскольку и в бою и при эвакуации разведчики сами наводили «вертушки». Но в начале активного применения в Афганистане подразделений спецназа, вынужденных из-за специфики их деятельности чаще пехоты общаться с авиаторами, проблем тоже возникало достаточно. Спецназовские группы ежедневно по несколько раз вылетали на облет своей зоны ответственности. Эти действия требовали слаженности, но зачастую летчики не понимали для чего нужно делать именно так, а не иначе. Это приводило к недоразумениям, а иногда и к трагическим случаям.

Так погиб мой друг и сослуживец Виктор Головко. Группа, находившаяся на борту пары Ми-8, обнаружила движущийся автомобиль моджахедов. Восьмерки отработали по машине и, поскольку духи разбежались, не оказывая сопротивления, ведущий стал садиться, передав паре Ми-24, их прикрывавшей, чтобы огонь прекратили. Однако, по непонятным причинам, когда группа досмотра приблизилась к машине, «полосатые» отработали точно по ней. Залп НУРСов накрыл группу. Погибло несколько человек, в том числе и Виктор, остальные были ранены и контужены. Летчики «двадцатьчетверок» недавно прибыли из Союза и, в отличие от экипажей, летавших на Ми-8, тактики действий досмотровых групп не знали, а команду по радио то ли не услышали, то ли неправильно поняли. Эта трагическая случайность произошла в 1987 году, когда вопросы взаимодействия спецназа с авиацией были уже отработаны. Но всякое случается, тем более, что нестыковки в работе, а из-за них взаимные упреки, возникали даже между летчиками, летавшими на Ми-8 и Ми-24.

Для ведения засадных действий группы также выбрасывали на «вертушках».

Довольно часто противоречия возникали из-за того, что летчики отказывались лететь по маршруту, указанному командиром группы, мотивируя это тем, что он пролегает через опасные районы, либо их не устраивал высотный режим. Как-то раз один из пилотов после нескольких минут спора о том, как мы полетим, сказал мне напрямик: «Послушай, старлей, если будешь спорить, вообще никуда не полечу. У меня инструкций, запрещающих летать в таких условиях, столько, что я могу весь год колеса от взлетки не отрывать и никто слова мне не скажет». Как я потом выяснил, это было действительно так.

Все разногласия возникали, главным образом, из-за того, что мы по-разному видели войну. Летчики выполняли задачи со спецназом эпизодически, поэтому наши требования были для них «чушью собачьей» и «бредом дилетантов». Ситуация изменилась, когда в начале восемьдесят пятого в распоряжение отряда были выделены вертолеты, работавшие только в наших интересах. Начали мы нашу совместную деятельность с обсуждения задач, которые нам предстояло решать. В ходе обсуждения выяснили, кто и на каком этапе выполнения задачи главный. Мы объяснили, что нам от пилотов нужно. Они в свою очередь, рассказали про возможности вертолетов, чтобы мы понимали, что от них можно потребовать, а что нельзя. Такое совместное совещание благотворно сказалось на нашей работе. Хотя, как это обычно водится, не обошлось и без эксцессов. О том, как меня с группой бросил капитан Асташкин, я писал в «Солдате удачи» в девяносто пятом году. Тогда, слава Богу, обошлось без жертв. Значительно хуже было в шестом отряде, где ведомый отказался садиться для того, чтобы забрать погибших и оставшихся в живых из сбитого ведущего вертолета. Из-за его малодушия духи замучили раненых и надругались над убитыми. Экипаж, совершивший такую подлость, командование сразу же отправило в другой гарнизон, чтобы уберечь пилотов от расправы озверевших спецназовцев. С другими экипажами отношения были прежние, но некая трещина в них наметилась. Несколькими днями позже этой трагедии я прилетел за какой-то надобностью в Лашкоргах, где дислоцировался шестой батальон и штаб бригады. Вечером в каптерке одной из рот ребята по законам гостеприимства накрыли стол. В застолье принимали участие летчики. Эскадрилья прилетела не так давно из Телави. Хорошо запомнился правый летчик, грузин по национальности, кажется, звали его Гоча. Когда выпили «кишмишовки», за столом возник спор, и кто-то из моих друзей с горечью сказал: «Если что, вы же нас бросите, как это было недавно. К тому же у вас парашюты, а у нас нет». Грузин тогда разгорячился, уверяя, что не прыгнет. Ему не поверили, но спустя еще пару недель другой трагичный случай подтвердил его слова. Около полудня группа возвращалась с облета. Ведомым шел экипаж, с которым мы не так давно сидели за столом. Это произошло на глазах у всего батальона. Не берусь точно назвать причину аварии. Говорят, что летчик резко задрал несущий винт, который стал рубить хвостовую балку вертолета. Командир «двадцатьчетверки», шедшей за ними, сразу сообщил ему об этом, но было поздно. Машина, как говорят, посыпалась и, клюнув носом, стала падать. Ребята мне потом прокручивали кассету последних переговоров в эфире руководителя полетов и экипажа борта №051.

Руководитель: Ноль полсотни первый, прыгайте!

Командир: Не могу, у меня десант на борту.

Руководитель: Ноль полсотни первый, я приказываю, прыгайте!

Командир: У меня на борту шестеро пацанов. Не могу!

Руководитель: Прыгай!

Правый летчик: (С грузинским акцентом) Прощайте, мужики!

До сих пор при воспоминании его спокойного голоса меня охватывает озноб.

Кстати сказать, ребята погибли не зря. После этого случая и досмотровые группы, да и пассажиры стали летать с парашютами.

Как видно из приведенных примеров, отношения и здесь складывались непросто, но в целом со своими экипажами задачи решать было намного легче, поскольку они знали особенности нашей работы, сигналы, которыми мы пользовались, организуя взаимодействие. Кроме того, важную роль играл тот факт, что прикрывая в бою или осуществляя эвакуацию группы под огнем, летчики делали это не для безымянного командира группы, а для конкретного Лехи или Мишки. В делах, связанных с риском, личный фактор играет немалую роль.

Пять лет войны потребовалось военному руководству страны, чтобы осознать необходимость придания спецназу своей авиации. Казалось бы, опыт войны вполне разумно внедрить и внести определенные изменения в штатное расписание соединений СпН. Однако Афган – это одно, а Союз – это другое. Поэтому в Союзе на учениях вопрос выброски групп в нужном районе с использованием вертолетов до сих пор решается в штабе Округа.

Но время расставляет все на свои места. Двоечникам история устраивает переэкзаменовку в виде новой войны, правда, участвовать в ней и изобретать велосипед заново приходится совсем другим людям.