Василий Шульгин - 1920 год

Люблю грозу в начале мая ...

Дождь стих и очень пахло свежестью и цветами. Я страшно люблю эту минуту, когда после пустынности разогнанной дождем улицы вновь с феерической быстротой закипает жизнь. Люди почему-то в эти минуты какие-то веселые и молодые... Я думаю, всем, даже самым старым, хочется пошлепать по лужам...

Я поднялся в эту квартиру.

Две молоденькие барышни ... Они были предупреждены, что я приду. Но им не было сказано, кто я. Им было сказано, что придет господин, которому надо видеться с Вовкой. И это было для них достаточно.

Я сказал с ними несколько слов. Они были киевлянки ... У них не было почти никакой мебели в комнате. Одна лежала на полу и что-то учила. Другая сказала мне, что она сестра милосердия. Обе были в большой нужде, но бодрые и радостные радостью молодости. И улыбались так, как могут улыбаться только киевлянки.

Узнали ли они меня?.. Может быть, да, может-быть нет.

Говорят, что женщины болтливы... Но как бы они могли, если бы это было, так обманывать? Ни один мужчина самый скрытный, не так скрытен, как самая откровенная женщина. Это у них в крови.

Пришел Вовка. Он вошел в квартиру и нашел, что все в порядке, опросил "Котика" и даже привел его сюда...

- Как ... Где же он? ...

- В передней...

Мы попросили барышень "очистить помещение", и Вовка ввел этого человека.

Это был человек маленького роста, неопределенных лет, от 25 до 40... Совершенно бритый, голова и лицо. Характерно было следующее: он производил впечатление мертвой головы с этими, глубоко втянутыми щеками и задавшими глазами.

- Вы - "Веди"?.. Я прислан от "Слова" к "Веди" ...

- Да, я - "Веди" ... Садитесь, пожалуйста ...

По классическому обычаю всех Шерлоков Холмсов, я опустился в кресло спиной к свету, чтобы мое лицо было в тени.

To есть я это сделал потому, что мои глаза не выносят света, но он-то, вероятно, подумал, что я это делаю из предосторожности. Он сидел около стола, маленький, незначительный, одетый в темно-синий люстриновый костюм. Такие стали почему-то входить в моду среди советского чиновничества (очевидно, прислали какую-то партию). Это мне не понравилось. Но ведь разве он не мог переодеться здесь?.. Он начал:

- Я очень боюсь... как бы меня не выследили... Правда, я переоделся совершенно...

Вот и ответ...

- У вас есть ко мне письмо?..

- Нет, письма не успели написать. Меня спешно вызвали к капитану Александросу, то есть к моему начальнику ...

- Где?..

- В Севастополе ... Я служу в военной разведке ... Вдруг меня зовут и приказывают спешно ехать в Одессу, найти вас ... Ведь вы господин Шульгин?

- Да, я Шульгин.

- Найти вас и передать вам хоть на первое время деньги. Эти деньги лично для вас... Немного... Тут, же был и "Слово" ... господин Л.

"Слово" вовсе не господин Л.... Это на мгновение возобновило мои подозрения ... Но, с другой стороны, - откуда бы он мог знать, кто такой "Слово" ... Очень естественно, что "Слово" не оказалось в Севастополе. Л. вскрыл письмо и поспешил прислать мне, прежде всего деньги ... Но подозрительно было, почему нет хоть бы маленькой записки, как это у нас было принято... Но, с другой стороны, ведь деньги не имеют запаха, а записка... записка всегда может погубить курьера.

- Хотите получить куш?..

Меня это выражение "куш", под которым он подразумевал присланные деньги, покоробило. Но ведь мало ли какой у них жаргон, в этих разведках!

- Пожалуйста.

Он вынул пачку денег.

- Тут немного... Лично для вас... Сейчас же после меня или я сам или другой курьер привезут вам деньги на "дело". Вы только напишите, что вы предполагаете делать, ваши планы и размер организации и сколько вам, приблизительно, нужно ... А тут разными деньгами ... царскими, советскими ... понасобирали ...

- Это же собственно чьи деньги?..

- Это... право, не знаю... Мне передал Александрос, но я думаю, что эти деньги господина Л... Вы мне расписку можете написать?

- Пожалуйста ...

- Еще одно ...

По его лицу прошло нечто, что я сразу понял... Он будет просить какое-нибудь вознаграждение.

- Если вы можете, я вам часть этих "царских" дам "советскими".

Дело было ясно ... "Царские" стоили во много раз дороже, чем "советские". На этом обмене он зарабатывал порядочную сумму...

Я его сразу понял, но решил ему не отказывать, - человек сто раз рисковал своей жизнью, чтобы добраться до меня, как ему не дать?

Я дал ему расписку, сообразив, что и после этого вычета останется порядочная сумма по нашим средствам. Деньги перешли в мой карман.

Я стал расспрашивать его о Крыме...

- Как армия?.. Дисциплина восстановлена? ..

- Восстановлена. В некоторых частях очень хорошо... Был бунт Орлова, но это кончилось ... Земельная реформа производится. С рабочими теперь стало лучше... Дорого, но хлеб есть...

- Что же, есть какое-нибудь правительство? ..

- Да... во главе стоит как... его фамилия !.. он еще был при старом режиме министром ...

- Кривошеий? - подсказал Вовка.

- Да, да. Кривошеин...

- Как вы ехали?

- Через Тендру... на Тендре - там пункт... а оттуда знакомые рыбаки переправили.

- Сколько времени вы ехали? ..

- Три дня... там очень просят, чтобы вы как можно скорее прислали план вашей работы ... Что вы предполагаете делать и все прочее... как можно скорее... я завтра хоту ехать обратно, я бы и ответ ...

Я принял решение. Мне он казался настоящим курьером. Держал он себя просто, интеллигентности был средней. Я спросил его еще.

- Вы офицер?

- Нет ... я из рабочих... Ропитовец ...

Значит, и в этом пункте не врет: мне ясно было, что он не офицер. Среди же ропитовцев, т. е. рабочих "Русского общества пароходства и торговли" действительно было очень много сочувствующих нам элементов.

И я решил так. То, что он от меня просит, я дам ему завтра. За сутки что-нибудь выяснится. Нужно назначить ему второе свидание. Если выяснятся. что-нибудь подозрительное, я не пойду.

И я сказал ему:

- Вот что... я приготовлю план. Он будет изложен коротко, но по возможности полно; я заделаю его так, чтобы вам легко было его везти. Например, вы получите завтра коробку с папиросами, и в одной из папирос будет все, что вам нужно. Вы передадите папиросы "Слову".

- Хорошо ... только, пожалуйста, отметьте хотя бы точкой, какая будет папироса.

Эта фраза сильно усыпила мои подозрения. Если он провокатор, неужели он будет заботиться о какой-то точке на папиросе. Очевидно, в нем говорит добросовестность добросовестного разведчика. К тому же для провокатора он поразительно спокоен. Ведь он один в квартире, в совершенно незнакомой ему квартире, и в сущности в наших руках. Допустим, каким-нибудь образом мы узнаем, что он провокатор. Нам нечего терять, потому что мм в мышеловке, наверное, подъезд окружен - и тогда в отчаянии из злобы и мести можем в отправить его на тот свет. Провокатор все-таки бы волновался. А этот абсолютно спокоен.