Шульгин Федор - Бессонница

© Шульгин Федор, 2022

ISBN 978-5-0056-9845-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я гениален. Я совершенно гениален, и нет от этого разубеждения. Я написал этот текст, я работал над ним днями и ночами, и вот он готов. Что-то нужно доработать, то верно, но какова идея, каков посыл! Вложил в него всю свою душу. Целиком! Ни частички не оставил, ни маленького огонька. Такого синеватого и почти что тусклого. Счастье вдруг становится ясней, перестает быть эфемерной, а то и вовсе постыдной категорией в моем воображении. Я будто бы приблизился к этому новому явлению – счастье. Я вспоминаю в мелькающих фрагментах, как это чудо создавалось. У одинокого стола сидел я по ночам, сидел и днем, и даже во времена беззаботных праздников, когда сотни горожан сбиваются в улыбчивые кучи, заполняя разукрашенные площади своими радостными криками. В этих фрагментах всплывает желтый свет старинной лампы, стоявшей подле пишущей машинки, наверное, десятка два так лет. Всё что мои белеющие глаза могли увидеть были этот желтый, изредка мерцающий свет и стройные ряды созданных мною букв. Эти буквы мои верные друзья. Они всегда здесь под рукой, всегда поддержат меня добрым словом. Они не скажут мне чего-то неприятного или даже непристойного – они моя надежда на славное будущее. Эти буквы прекрасны. И, быть может, оттого, что я их создаю. Я всё вложил в них. Не только душу. В десятках и сотнях страниц, в тысячах слов я оставил себя. Я оставил меж их отпечатанных рядов своё здоровье. Мои родные вы слова! А сколько же раз я вас перечитывал? В памяти не только свет лампы и дерганное клацанье клавиш машинки. В ней повторяется из ряда в ряд сюжет. Крутится где-то в затылочной части, куда с великой силой приливает кровь, какая-нибудь сценка. Я о ней думал и так, и сяк, и всё старался угодить себе, угодить чему-то великому. Я пока не знаю, что это, но я точно угодил! Мне кем-то было суждено создать этот прекрасный текст. Часто я представляю себе такую мысль – где-то здесь в этом мире, далеко-далеко от моего скошенного дома, да что там, далеко за пределами нашей планеты Земли, есть какой-то объект. Я не вижу его, не знаю, что это такое, но он ведь есть. Разве нет несчастного, одинокого лунного камушка, где-то на другой её стороне? Я лежу в кровати, сосед беспечно орет, в другом городе случился пожар, и молодая мать умерла при родах, всё это есть. Оно есть вне зависимости от меня, оно есть, когда я закрываю глаза и молча мечтаю о своих печатных книгах, которые так бы понравились читателю. Потом я представляю, я глупо представляю, но я думаю о тексте. Об этих буквах и слогах, сложенных в одно целое. Всё это ряд случайностей, но они тоже есть. И, стало быть, я прочувствовал эту случайность. Я вывел её на свет, под чьим-то разумением. Моё ли оно? Да знать я не знаю, но оно тоже есть. Оно есть всегда. Оно возможно, а значит и есть. Или по крайней мере оно будет. Встань я сейчас, измени хоть слово, и всё пропало. Родится новое. Но я будто не волен это совершить, и отсюда такие мысли. Наверное, они смешные. Мои глупые впечатления. Будь мне угодно стать героем книги, я бы бесконечно молчал. В своей голове, разумеется. А что? Я могу! Человек не человек без мысли, выраженной в языке, а я могу! Допустим, помыслить теми же картинками. Но будь мои мысли записанными где-то там, в бесконечном просторе над головой, куда я смотрю по вечерам и влюбленно мечтаю, сердцу моему не сдержать алеющего на щеках позорного стыда. Я бы сказал: «Эй ты, читатель! Пошел-ка ты вон от моих золотых, принадлежащих только мне мыслей! Такое удовольствие тебе читать эти пульсирующие, разрозненные глупости, вдруг выраженные во множестве букв?» Это смешно до упоения. Приходится держаться за исхудавшую грудь, чтобы не умереть в момент, когда я этого совсем не ждал. Я смотрю на белый потолок, в нем не хватает штукатурки, она безнадежно обсыпалась, почему-то не упав мне на лицо, и понимаю, как много я отдал. Я совсем поплохел. Вертясь с боку на бок, наматывая старое, пропитанное клоповыми тушками одеяло, стараясь согреть вечно мерзлые ноги, я обиженно пытаюсь вспомнить, когда же я последний раз спал… Это было так давно. Совсем давно, ещё когда я только начинал писать упрятанную в верхнем ящике стола рукопись моей прекрасной книги. Я вспоминаю об этом и со слезами, содрогаясь, в панике думаю, что мой сон закончился тогда, когда я был рожден. Я помню, как за окном была иная картина. Там были другие деревья, дороги и люди. Я работал столько дней, почти не видя живой свет, изредка забрасывая унылый взгляд за мутные стекла окна. И каждый раз там всё менялось. Прямо на моих глазах. Это, наверное, великая печаль, просуществовать столь много времени, по сути не живя. Одно лишь оправдание – ведь я был занят делом! Я, конечно же, существовал, правда не здесь, а там. По ту сторону сотен и сотен черненьких знаков, покрытых желтоватым теплом моей лампы. Так дни сменялись друг за другом, я писал, клавиши громко стучали, а сон куда-то удалялся. Единственное, чему я мог бы верить, и то с большой погрешностью, так это последнему видению, которое внезапно вдруг явилось мне во сне. Я не уверен, что не придумал это за столом, пытаясь проглотить стакан горького чая. Часто такое случается, и вправду. Я отвлекаюсь от мира сего и ухожу в небытие. Тогда мысли и образы обретают новую жизнь. Они воплощаются. Но это должно быть сон. Я шел по одинокой пустыне. Здесь не было ни деревьев, ни даже людей. Ветер почти не дул, и я чувствовал нестерпимый жар своей бледной от чердачной темноты кожей. Я блуждал невыразимо долго. Мне являлись миражи. Оазисы, конечно, оазисы, куда же без них! Пытался я найти воды, изыскать хоть одну человеческую фигуру. На песчаных ухабах то и дело виднелись сероватые силуэты, я бежал к ним, но меня никто и не ждал. Я шел, забыв о времени. Я следовал солнечному свету, он словно вел меня. Его предводительство угнетало, жарило, не было сил оторвать правую ногу и двинуть ей вперед, дабы она погрязла в тысячи горячих песчинок. Затем я вышел к реке. Я не удивлялся так даже свежей буханке хлеба в заросшем паутиной ящике на кухне. Губы мои прислоняются к живительному истоку, как же хочется напиться! Сначала я пил небольшими глотками, потом вошел во вкус и радовался, глотал с новой силой, больше и больше. Пока меня не отвратило. Вода вдруг стала горькой, какой-то мерзкой, выворачивающей. Я выплюнул оставшиеся капли и бил себя в живот. Я падал на песок и катался в нем. Он лип к моим плечам, увлажненным ручьем, затем я встал и пошел вверх против течения.