Шульгин Федор - Бессонница

– Стоило бы подать в издательство. Тем более, оно здесь неподалеку.

Мысль, допустим и хороша, но кому я там нужен, самое дело. Нет, правда? Понесу я им эти листки, станут ли они их вообще читать? Таких индивидуумов ещё сотня другая, и все мыслят о себе, как о великом и последнем творце человечества. Подать в издательство… Сказать легко. Страницы, что я так усиленно писал, они ведь для меня по сути всё. Я и представить не могу, что станет с ослабевшим сердцем, получи я отказ. «Стоило бы подать в издательство». И всё же что-то в этом есть.

– Да что ты говоришь! – отвечаю я умнику у штор. Его черная фигура заслоняет лунный свет, он задумчиво смотрит в окно и, кажется, потягивает длинные усы.

– Не нужно думать, достаточно одеться, умыть унылое лицо, взять рукопись и с новыми силами пойти в издательство. Это несложно. Как не принять такой шедевр? Не примут – дорога в другое, а им вечный позор.

Вспоминаю ключевые детали своего романа и закусываю губу. Чертов искуситель. Вдруг он прав? Исправлять ничего не нужно, я вычитал каждый листочек. Сюжет скомпонован хорошо, он плавно переходит и не выглядит как безумный набросок неопытного графомана. А что если…

– В последнее время, поверь мне, печатают всё. Настоящий голод разразился в стенах издательского дома. Им лишь бы подавай, возьмут любую спесь и серость, напиши на них насмешку, они лишь улыбнутся и тут же напечатают, ты главное мне верь.

В последних трех главах такая идея! Я снова смеюсь и счастливо улыбаюсь, хочется взорваться, вскочить и затанцевать!

– Напомню, она лежит в столе, в верхнем ящике, уложена аккуратно и стянута нитью, – незнакомец повернулся и уставился мне в глаза.

А диалоги! Какая острота, всё выверено. Насмешка над любым читающим. Ему будет смешно и мне.

– И не забудь письмо.

Стиль яркий, живой, не штампованный. Это находка века! Скидываю одеяло, прыгаю на пол, встаю. Подбежал к шкафу, потом к тумбочке, затем снова к кровати. Я что-то ищу, я в замешательстве, но как же хорошо! Развязка то, что надо. Я начитан, истинно говорю начитан! И нигде такого нет. Не поверю, что есть. Нет и всё. Сколько трудов, сколько работы! Бессонных ночей, дней, лежаний в прострации на кровати. Час настал! Ответственно подбираюсь к шкафу, нет шкаф потом, сначала следует умыться. Я бегу, почти что, спотыкаясь, открываю воду, опять приветствую нелепого человечишку в зеркале, несусь одеваться. Выбор мой невелик: мешковатый пиджак, старые туфли и дырявые в некоторых местах штаны. Чёрт, надо залатать! Уже у тумбочки, вырываю полки, впопыхах ищу иголку с ниткой, быстро-быстро! Надо торопиться, они могут уйти и не принять меня, отвергнуть мой шедевр. Хватаю иглу и, ай! Укол вошел неглубоко, и ранка совсем не кровоточит. Впиваюсь в палец, кровь свежа и даже вкусна. Хм… Почему бы мне её не пожарить как-нибудь на досуге? Возьму на заметку, обязательно запомню. Беру штаны, вдеваю нитку, ну и сложная работа, всё идет спокойно. Один аккуратный шов, так, здесь, малость нитки сюда, отлично! Я неуклюже наряжаюсь. Иду смотреться. Пиджак некстати, слишком уж большой. Хотя, дело во мне, при чем здесь старая поношенная ткань. Худость рук и голые ребра – вот причина. Надеваю черные носки, на них туфли. Рубашка мятая, неважно. Трогаю дверь. Книга! Рукопись! Захлебываюсь безудержным смехом, кажется, ещё секунда и буду лежать прямо на пороге. Вот уж засуетился, посмотрите на него, ха! Куда без самого-то главного? Без рукописи? Подхожу к столу, дергаю металлическую ручку, потертую. Листы лежат в комфорте и спокойствии. Беру их, аккуратно закладываю под руку, молча, разве что, с ослепительной улыбкой на губах в припрыжку двигаюсь ко входу. Я не зазнался, конечно нет. Я самый ярый критик своих работ. Не скажу, что самый что ни есть проницательный, но и бахвальства во мне не сыскать. Редкие обрывки эмоций подрывают на похвалу. Она ведь безобидная, такая слабенькая, вот-вот готовая перейти в поносящую ругань самого себя и текста, его идеи, персонажей, прочего всего. Уже на выходе смотрю на листы. Ровные, совсем не запылившиеся. Хранил их пуще жизни. Обнимаю их, вздымая голову вверх. Выхожу из квартиры. Коридор скучноват, света почти нет. Шагаю уверенно, жду нападений. Кидаю взгляд по сторонам, никто не отберет моё сокровище! Останавливаюсь и пересчитываю листы. Две сотни. Здесь должно быть ровно столько и ничуть не меньше. Встал над самой лампочкой, буду-то бы покачивающейся надо мной. Так неровно, сбивчиво. Слегка вбок. Влево-вправо. Гипнотически. Прилип я к ней надолго, позабыв о листах. Трясу головой, считаю снова. Сотня. Вторая. Чудно! Набираюсь грудью пыльного воздуха – путь свободен. Иду по коридору дальше, он не заканчивается. В глазах темнеет, ноги заплетаются. И это в самом начале пути! Облокотился о стену. Хватит. Серьёзно и уверенно. Иду. Прохожу мимо множества дверей. Откуда-то взялась идея забежать кому-нибудь в квартиру. Хи-хи. Вдруг стало интересно, как они живут там у себя. А тот сосед? Которого я обыграл, ха! Лежит, храпит. Пузатый. Живот вздымается. Пробраться бы к нему в квартирку, да ударить кулаком в живот, что будешь делать, изверг? Он бы потерянно вскочил с глазами, выпученными до предела, вскочил и закричал. И даже не на бедную свою жену, но на волю случая. Не посчастливилось тебе, сосед, не закрыть дверь покрепче на замок, к тебе зашел отчаянный человек, которому всё шутка. И крик твой дурацкий шутка. И даже вспученные глаза, кровь изо рта, твоя боль, старик. Что в других? Не слышал я их ни разу, а жаль. Люблю играть воображением. По голосу сложить картину, выдумать себе фигуру человека, разодеть его, представить в какой-нибудь нелепой ситуации. Но дом словно замерз навеки. Остались здесь сосед с его чертовой женой, да я. У одной двери я вынужденно остановился. Захотелось кашлять, пыль, всепроникающая пыль попала в горло и душила мирного по сути человека. Какая пакость! Встряхиваю головой. Бессонница научила делать это почаще. Спать не уснешь, зато рассудок приведешь в порядок. Стою откашливаюсь и вижу, как дверь легонько приоткрыта. Оттуда виден тусклый свет. В самой щели стояли ноги. В тапках. Стояли и никуда не торопились. Я пытался разыскать любопытную, но видел только ноги. В такую квартиру заходить не было никакого желания. Миновал последнюю дверь, вышел из коридора, мигом спустился по лестнице. На улице святая ночь. Лунная. Моя любимая романтическая ночь. Здесь только я и мои мысли. Слева от дома ряд таких же, прямо дорога, справа море и недалеко порт. Втягиваю сладостный воздух, улыбка на лице растет, делаю шаг навстречу великому. Прохожу много-много домов и фонарных столбов. Всюду тишь и неприкосновенная благость ночи. Красота! Я иду около зеленого парка с черными заборами и внезапно замечаю инородную для меня вещь. Пока не знаю, что это, но мне уже совсем не весело. Я прохожу сторонкой, словно не обращая внимания, а сам приклеил глаз в правую сторону и замедлил шаг. У лавочки стояла старуха. В черном платье и с детской коляской перед ней. Она катала её с чувством, молча. Не видя мира вокруг. Из коляски слышалась тишина. Я слегка побелел. Старушка точно вывела пустую коляску на ночную прогулку по малому нашему городу. Что у неё там? Не ребенок же, верно? Какая досада, я пошел не той дорогой и не могу уже пройти подле неё. Заглянуть в коляску, узнать эту тайну. Мне даже и не важен результат с этими рукописями, какая разница, когда прямо сейчас здесь недалеко от меня совершается великая тайная, которую я уже не смогу разгадать. Я ловлю это гадкое чувство, оно противно гложет. Действительно, в коляске самое важное, что мне стоило бы знать. Больше не будет ни единого шанса! Никогда. Только сейчас я мог выяснить, что же она от меня скрывает. Ох это мерзкое чувство… Мгновенье и сорвусь. Подбегу к старухе, оттолкну подальше и гляну внутрь. Да нет же там ребенка. Нет и всё. Там может быть золото. Килограммы бесценных слитков, погруженных друг на друга, блестящих в белесых роговицах старухи. Или вкусная еда, которую она скрывает от прохожих или от мужа. Ходит себе по ночам, удобно присаживается на лавку и давай хрустеть свежей булкой. Может быть, там страшное оружие? Старушка-маскировщица, умело пудрит нам простым ребятам мозги. Побойтесь её, люди! Прячьте свои головы, спасайте детей и жен! Я вновь трясу головой, чтобы избавиться от надоедливых и глупых мыслей. Я уже подхожу. Кирпичный дом стоит посередине улицы. Здесь пусто, никого нет даже за километр. Парочка новых фонарей светит над входом, обнажая покрашенный недавно почтовый ящик. Каков я, а! Важный, весь из себя подхожу к нему, ещё раз пересчитываю листы рукописи, целую их, и трясущимися, потными руками опускаю пачку вниз. Неужто всё? Закидываю руки за спину, складываю их в замок. Игриво расхаживаю у фасада издательского дома. Скоро моя книга будет там – на витрине ныне закрытой занавеской. Снова смеюсь. Прикрываю хилый рот и смеюсь. Ха-ха! Моя книга в издательском ящике. У них безупречная репутация, читают они быстро, отвечают скоро. Мне не хватает элегантной бабочки под воротник рубашки. Взять бы её за концы и улыбнуться ослепительно важно. Я ещё несколько минут стою у ящика. Тру его, стукаю по нему. Проверяю, не обронил ли я страничку-другую. Прикасаюсь ладонями к легкому металлу. Вот завтра тебя прочтут. А потом напечатают. Чудно. Иду тем же путем. Сажусь на лавку, я будто позабыл былую прыть. Прогулки меж домов и выстриженных кустов ухоженных аллей. Небо ещё темно, я закрываю глаза. Как же я устал… Нарадовался столько, что новый сон можно отогнать ещё на тысячу веков. Хватит дурачиться. Чувствую, как тяжесть подбирается к плечам. Окутывает ноги, худую мою шею. Я веселился и плясал, сейчас же радуюсь кротко. Умиротворенно так старому другу сну. Веки опускаются, лоб тяжелеет. Не стоит допускать лишних движений. Доберусь до дома, переминаясь медленно, как только можно. Начинаю ползти. Ноги невозможно оторвать от земли, приходится браться за них руками и двигать вперед. Очень аккуратно тряхнул головой. Слегка, чтобы не разбудить совсем, но сил уже и не хватает. Прохожу у парка – на лавочке сидит молодая мать с малышом на руках. Рядом коляска. Я, осунувшись, точь пьяный озираюсь на неё, она удивленно смотрит мне в ответ. Снова качаю головой. Захожу в дом. Плетусь по коридору. Здесь что-то жужжит. Навязчиво. Дойду, не останавливаясь. Жужжание растет, в ушах шум. Я хватаюсь за голову и падаю на стенку. Жужжит сама стена. Я отлыниваю от неё. Перебираюсь сквозь расставленные в коридоре ноги. Удумали ловушку! Мне, уставшему до костей человеку. Пооткрывали двери и вытянули ноги. Каждый жилец не пожалел подножки. Переступаю эти ноги, открываю дверь квартиры. Ботинки снять сил не находится. Упал в кровать и замер под неслышимое тиканье часов. Так я пролежал до самого утра, а сон совсем не приходил.