Борис Чирков - ...Азорские острова

Автор книги в начале жизненного пути.

Народный артист Советского Союза Б. П. Чирков.

Я сижу и пишу книгу, которую вы, может быть, потом прочтете. Срок сдачи рукописи, обозначенный в договоре с издательством, давным-давно миновал, так что мне теперь торопиться ни к чему. И я не спеша записываю то, над чем раздумываю. А думаю все чаще и чаще над жизнью, которую уже почти всю прожил, и над тем, сколько мне еще осталось побыть на свете и что еще удастся сделать. И какая будет этому цена?

Посмотреть на меня со стороны — странно, а может, и смешно покажется: старик, у которого сил стало намного меньше, чем прежде, а значит, и возможности уменьшились в несколько раз, живет надеждой на будущее. Отваживается мечтать: мол, сумею еще сделать нечто более сильное и значительное, чем удалось создать в годы, когда был в расцвете своих сил. И рассчитывает на то, что разум не утомился, что жизненный опыт стал огромным, что «кровь нисколько не отстучала» (по словам Светлова), что надежда ничуть не потускнела.

Таков уж, видно, несуразный мой характер. Хотя я-то убежден: вообще так устроен человек — пока жив, тянется к тому, что впереди, что еще должно случиться. Все он чего-то хочет, все к чему-то стремится.

На что же я-то надеюсь? На то, что увижу в мире такое, чего не видел, узнаю, чего еще не знал, услышу неслыханное и передам людям, как это прекрасно — открывать новое, узнавать заново знакомое старое и идти дальше и дальше и чувствовать, что причастен к великому, неудержимому движению жизни.

Когда летишь в самолете и видишь только голубое небо, начинает казаться, что все в мире остановилось, что машина не несется вперед, а висит на месте. И нужно, чтобы за иллюминатором мелькнуло облако или птица, или далеко внизу передвинулся город, либо показался лес и пропало озеро — тогда снова видишь и понимаешь, что самолет несется по своей трассе.

Так и движение времени становится ощутимым, когда замечаешь, что постарел давний знакомый, подрос ребенок, которого знал малышом, и когда старик начинает рассказывать о годах своей молодости.

Я хочу, чтобы эта книга стала вешкой либо малой приметой на дороге жизни моих сверстников, с которыми рядом прошел я через удивительные десятилетия самого необыкновенного века в истории человечества…

Давно, когда нынешние дедушки и бабушки звались еще внуками и внучками, была Российская империя. А в империи была Вятская губерния, а в губернии уездный городок Нолинск на реке Вое. Ушли в прошлое и Российская империя, и Вятская губерния, и уездный городок Нолинск. Но если прочтете вы эту книжку, может быть, и поможет она вам услышать отзвуки минувших лет, как колокола града Китежа.

Все меньше и меньше на земле остается моих сверстников, свидетелей прошедшего времени. Все меньше и меньше остается следов той жизни, которою жили мы в годы нашего детства. И не могу я сказать моим слушателям и читателям: «А помните… в тринадцатом году, когда праздновали трехсотлетие царствующего дома Романовых, какие веселые плошки горели на Главной улице?..» Нет, вы не помните этого потому, что вас тогда и на свете еще не было. Не знаете вы и того, чем отличалась форма у нас, реалистов, от формы учеников городского училища… И не можете вы помнить, как в праздничные дни пасхи мы, мальчики, бегали на колокольни трезвонить в колокола.

Как бы мне помочь вам представить себе картинки ушедшей этой жизни? Я без вашего воображения, без вашей фантазии не смогу обойтись. Я человек театральный, пробую и вас ввести в свою игру. Общими силами, может быть, нам и удастся представить себе время, которое прошло задолго до дней вашего рождения…

Как-то поздним вечером погас у нас в доме свет. Починить его было некому, и пришлось мне, в темноте, чертыхаясь, шарить по кухонным ящикам, чтобы отыскать запропастившийся куда-то огарок свечки. И когда танцующее ее пламя стало гонять по стенам и по потолку несуразные, расплывающиеся тени, я вдруг не узнал свою комнату, как будто бы и время метнулось далеко назад и оказался я рядом со своей юностью, а нынешняя моя старость вроде бы еще ждет меня далеко впереди. Я держал огарок в руке, глядел на мою беспокойную тень на стене, и вдруг, без всякого моего старания, стали мне ясно припоминаться картинки давно покинутого мною городка Нолинска на реке Вое. Я забыл и думать о нем уже многие годы. Верно, мешали вспомнить о нем электричество, радио, автомобили и самолеты, телевидение и мини-юбки, полеты на Луну и на Марс, и эскимо, и кино, и высотные дома, и… этот неугомонный ритм жизни, который нас беспрестанно торопит. А при нестойком свете свечи я отстранился от всех атрибутов нынешнего дня своего существования и мог свободно разглядеть то, что как будто бы уже насовсем ушло из поля моего зрения… И вот, пока горит огарочек, я и попытаюсь повести мой рассказ.

Как бы это представить себе первые годы нашего столетия? Прежде, ну хоть в прошлом веке, проще было бы вернуться в минувшее время. Если мерить сегодняшними мерками — какие уж такие крутые перемены в жизни человечества случались тогда? Ну, повоевали два государства в одном конце земли, побушевала война в другом конце. Отняли друг у друга кто что смог — кто город, кто провинцию. А в других-то странах эти их распри почти никак и не отозвались. Или сменился один король другим. Или выдумал инженер машину, а власть имущие посмеялись над ней. И опять всей-то планете дела нет до этого. В общем, как жили деды, так жили и внуки. А в нашем, двадцатом веке открытия, изобретения, революции так и сыплются одно за другим. Да такие, что сотрясается весь строй жизни на планете и меняется она непрестанно и решительно. Что и в голову людям не приходило два десятка лет тому назад, нынче уже прочно вошло в быт.