Борис Чирков - ...Азорские острова

Конечно же, мы понимали, что стоим рангом выше ремесленников, учеников духовного училища и «козлов». Ну и соответственно задирали носы перед своими сверстниками до той поры, пока нам поодиночке не внушали, что не стоит себя ценить выше того, что ты стоишь на самом деле. И все-таки мы, первоклашки, считали себя сливками нолинского мальчишечьего поколения. Да и не мудрено: поглядели бы вы, когда все училище шествовало в церковь. Впереди вышагивала мелкота, все, как один, в шинелях не по росту, затем ученики средних классов, одетые уже нормально, и замыкали шествие старшеклассники, в лихо заломленных фуражках. По бокам нашего отряда следовали педагоги, тоже в форменной одежде, а возглавлял колонну директор в темных очках и со шпагой, эфес которой торчал у него из кармана.

Здание, в котором мы обучались, самое новое, самое приметное в городе, двухэтажное, из красного кирпича и длиною в целый квартал. Училище занимало весь второй этаж. В одном конце был зал, где на молитву выстраивались сразу все реалисты. От зала, через все училище, тянулся коридор такой длинный, что даже Кнопка, наш инспектор, прозванный так за широченный, вздернутый нос, даже он не мог определить, кто из учеников вылетел из класса в дальнем конце коридора.

Реальное стояло посередине Главной улицы. Базарная площадь тоже выходит на нее. По воскресеньям весь базар заставлен розвальнями, и крестьяне, приехавшие порой верст за двадцать, торгуют тут мукой, маслом, кругами замороженного молока. Все они приоделись — кто в новых лаптях, а кто в светлых валенках, украшенных красными пятнышками. Говор, крики. Снег скрипит под ногами, фыркают заиндевевшие лошади, позванивают колокола на колокольне Успения…

В будние дни площадь пустеет, но Главная-то улица все равно оживлена. Все магазины города торгуют здесь. Вывески висят одна рядом с другой — «Колбасная братьев Лучниковых», «Железные товары Брызгалова», «Бакалея Маландиных», «Мануфактура Рудина», лавка Гонина — «Кожа», «Москательная торговля Кощеева». А на первом этаже реального училища самый большой, по-нынешнему — универсальный магазин братьев Небогатиковых. Чего тут только нет — и учебники, и ботинки фабрики «Скороход», и швейные машины, и удочки, и тьма-тьмущая всяких товаров.

А ведал магазином Михаил Михайлович Скрябин, сын Михаила Прохоровича, у которого в доме мы с матерью часто бывали.

По праздничным дням дома на Главной улице, а они все каменные и двухэтажные, украшаются трехцветными флагами, и улица становится еще наряднее. По ней проехал даже как-то вятский архиерей, когда ревизовал свою епархию. Проехал на тройке, в коляске и ночевал в доме Маландиных.

Сами видите, что улица не напрасно носила свое название.

В конце ее, если пройти длинную крытую соборную паперть, во дворе, в одноэтажном доме, размещались первые классы женской гимназии. В восемнадцатом году здесь была открыта Четвертая школа первой ступени. Памятна мне она особенно, потому как, кончив в девятнадцатом году реальное, послан я был сюда преподавателем естествознания. Вон туда, на обрыв над лугами, водил я своих учеников. Здесь будто бы стояла когда-то крепость, и, копаясь в красной глине, отыскивали мы в ней человеческие кости, тащили их в класс и под ворчание старухи сторожихи пробовали составить скелет для своих занятий.

Здесь начал я свою трудовую жизнь и, надо сказать, довольно неудачно. Дело в том, что из-за реорганизации женской гимназии в старшем классе моей школы оказалась целая группа девочек лет по четырнадцати-пятнадцати. Это была кара господняя для меня. Я был старше своих учениц года на три, но при стеснительном моем характере старшинство не создавало мне авторитета у моих воспитанниц. Быстро раскусив мою слабость — а я, правду сказать, просто побаивался их, — они стали развлекаться тем, что вопросами, не относившимися к моему предмету, заставляли меня краснеть. Незаметно передвигая парты, перекрывали мне выход из класса, и я оказывался арестованным на всю перемену. После уроков целой компанией бросались провожать меня до дома, что-то щебеча и хихикая. Я старался идти как можно быстрее, шагал, как только мог, шире, но спастись от преследовательниц удавалось очень редко.

Как же я их костерил в душе. Как тяготился своей первой профессией! Но лет через пятнадцать после этого, как был благодарен своей судьбе за то, что мне довелось поработать в школе.

Конечно, в фильме «Учитель», где я исполнял центральную роль, первый урок в школе был иным, чем мой, да и герой во многом отличался от меня. Но эти первые шаги в классе, где сидели мои ученики, их глаза, внимательно обращенные на меня, полные интереса и ожидания, мое волнение — сумею ли я вот именно сейчас сказать те слова, которые помогут нам понять друг друга, поверить друг другу. Это воспоминание о первой встрече, душевное это потрясение и понадобились мне, актеру, с ними-то я и вошел в кадр на съемках картины.

Впрочем, тут я перескочил на много лет вперед. Рассказ-то ведь я начал о первокласснике. С первого класса началась у меня с однокашниками новая полоса жизни. Дело не только во внешних ее переменах, а в том, что мы встретились с неожиданной для нас атмосферой училища. Все учителя, начиная с директора и кончая помощником инспектора, своим обращением с нами подчеркивали, что теперь мы уже взрослые люди, сознательно готовящиеся к будущей самостоятельной жизни. К нам, которые дома и на улице были еще мальчишками, в реальном уважительно обращались только на «вы».

— Блинов, пожалуйте к доске! Дайте ваш дневник, Репин… Чирков, выйдите из класса и останьтесь на два часа после уроков!..

И, надо сказать, эта форма обращения доходила и до ума и до сердца мальчишечьего. Раз ко мне относятся с таким уважением, стало быть, и я не должен ронять своего достоинства. И старались, старались мальчишки. По крайней мере первые год-два. Ну, а дальше… дальше шло у каждого по-разному.

У меня возникло неожиданное обстоятельство. Приехал из Санкт-Петербурга учитель пения. Столичный житель — усы закручены, узкие брюки, ботинки с широким вытянутым носом — прямо маленькие крокодилы. В класс приходил со скрипкой и проверял, у кого есть музыкальный слух. Я заслужил его одобрение. После этого он принялся выяснять — а есть ли голос. И в общем, я попал в новый школьный хор. Занятие было увлекательное. Надо было приходить в училище в неурочное время и в компании со старшеклассниками распевать незнакомые песни. Занимались мы с увлечением. Бывало даже, что пропускали очередное катанье на коньках.

Как только хор сладился, Анатолий Андреевич принялся разучивать с ним церковные напевы, сначала, чтобы петь общую для училища утреннюю молитву. А потом принялись за сложные музыкальные сочинения Архангельского, Бортнянского. И уж совсем неожиданно на одной из спевок появилась группа гимназисток и объединилась с нашим хором.