Миша Лев - Горит свеча в моей памяти

Естественно, были и молодые, красивые девушки, которые, неважно, хорошо ли, плохо ли танцевали, были нарасхват.

Мы бродим вокруг танцплощадки, и уже несколько минут за нами ходит семи-восьмилетний мальчик. Павел уверен, что вот-вот получит любовное письмецо, но мы все гуляем, а мальчишка — за нами. Сколько можно ждать? Мой друг молча разворачивается и идет навстречу мальчику. Слышу, как Малашкин спрашивает:

— У тебя есть для меня записочка? Или ты должен мне что-то сказать? Почему молчишь?

А мальчик отвечает:

— Я должен о чем-то спросить дядю, с которым вы гуляете.

Павел был удивлен и разочарован, но с олимпийским спокойствием объяснил:

— Я и он, — и показал на меня, — друзья, близкие друзья. Понимаешь? Так что ты и меня можешь спросить.

— Нет-нет. Я должен сделать все так, как мама велела.

Мы с Малашкиным тогда уже на самом деле были близкими друзьями. Но у всякой дружбы есть граница. Я легонько толкнул его плечом. Но он стоит, не трогаясь с места. Собственно говоря, какие могут быть секреты? Ведь у меня здесь нет знакомых. Пусть Павел стоит рядом. Все-таки друг, который ко мне хорошо относится. Я говорю мальчику:

— Хочешь о чем-то спросить? Спрашивай. Я слушаю тебя. Спрашивай.

Все же что-то его удерживало.

Я его обнял, отвел на несколько шагов в сторону, и он заговорил:

— Мама велела вас спросить… — Он рассмеялся, и вместе со смехом исчезла его стеснительность, отчужденность, вернулась речь. — Дядя, мама велела вас спросить: вы еврей?

Ошеломленный таким вопросом, я, еще ничего не понимая, ответил:

— Еврей.

Еще больше меня ошеломили дальнейшие слова мальчика. Как же могло быть иначе, если говорил он на идише. Не скажу, что слова прямо выскальзывали у него изо рта. Порой они ему давались нелегко. Но мы понимали друг друга. Еще как понимали.

Малашкин стоял, сожалея, что мы говорим на непонятном ему языке. О том, что я еврей, он знал. Но то, что у нас тоже есть свой язык, этого он, видно, не мог себе представить. В тот же вечер он мне сказал:

— Мой учитель, письма которого я тебе давал читать, тоже еврей, но чтобы он с кем-нибудь говорил так, как ты с этим мальчиком, такого я не помню. Я знал еще несколько евреев, все они говорили только по-русски.

— С кем? — спросил я его.

— Что значит, «с кем»? Со мной, с моей матерью.

Честно говоря, зайти к той женщине, которая интересовалась, еврей ли я, мне хотелось, когда я буду один. Удалось это несколько дней спустя. Все выглядело очень естественно. Встреча произошла в субботу, но, понятно, не потому, что Бог создал мир за шесть дней, и в седьмой отдыхал. Мы отдыхали тогда один день в неделю — в воскресенье. Накануне нам разрешалось возвращаться в училище позже. Павел в эти часы был как раз занят: пошел на свидание.

На боковой улочке стоял одноэтажный глинобитный домик. Еще до того, как я переступил его порог, до меня донеслись давние домашние запахи. Даже почудилось, что пахнет чолнтом [78] Чолнт — горячее субботнее блюдо, тушеное мясо с картофелем и бобами. С вечера пятницы чолнт ставили в вытопленную русскую печь, плотно закрыв заслонку. Назавтра, ко второй субботней трапезе, блюдо оставалось горячим. . Хозяйка, Сора, как она представилась, женщина лет сорока пяти, встретила меня приятной улыбкой.

Ее младший сын, симпатичный мальчик, с которым я уже был знаком («Файвл, — добродушно крикнула ему мать, — дай слово сказать!»), протянул мне тетрадь и спросил, видел ли я когда-нибудь, как пишут справа налево. Пока мама занята на кухне, ему хочется похвастаться. Уже третий год дедушка учит его читать и писать, так что он мне сейчас покажет, что умеет. И я услышал:

— В еврейском языке двадцать две буквы. — Чтобы их перечислить, ему приходится подглядывать в тетрадь, но он продолжает тоном знатока: — Буква «алеф» означает два звука — «а» и «о». Чтобы отличить один от другого, «алеф» подчеркивают либо «пасехом», либо «комецом» [79] Огласовки, придающие в идише букве «алеф» соответствующее звучание. . Например: дер зак , ди зок [80] Мешок, носок ( идиш ). .

Мне захотелось поступить так же, как делал мой ребе [81] То же, что меламед, учитель в хедере, традиционной религиозной школе для мальчиков. в подобных случаях: ущипнуть Файвеле за щечку, но вошел его дедушка, и щипок в щеку парнишке достался не от меня. Так было принято отмечать прилежание ученика. Дедушка как дедушка, но с живыми, очень яркими глазами на худом лице, которое не выглядело усталым от прожитых лет. Уже в начале нашего разговора, который мы вели на простом еврейском языке, я заметил в его речи типично литвацкий акцент [82] Литваки — евреи Белоруссии и Литвы, то есть территорий, входивших когда-то в Великое княжество Литовское. Литвацкий диалект идиша фонетически существенно отличается от украинского диалекта, на котором говорил автор. .

Исроэл Марголис, так звали отца Соры и дедушку Файвла, рассказал мне вот что:

— Во время Первой мировой войны царь Николай Второй без всяких «почему» и «за что» выслал из прифронтовой полосы тысячи евреев [83] В 1915 г. русская армия терпела поражения на Германском фронте. В них обвинили евреев, якобы шпионивших в пользу Германии. Из прифронтовой полосы, в основном из Северо-Западного края, во внутренние губернии России было насильственно выселено около 300 тыс. евреев. . Мы тогда жили в Литве. Русским пришлось отступать, так надо же было выискать виновника. Для нашей семьи это было время странствий и скитаний по российской глубинке. Наконец мы оказались в Саратове. Большой, красивый город, но там нам пришлось пережить многое. И вот мы уже четыре года отлучены от еврейского мира. Я надеюсь, что моя дочь и внук еще вернутся в Литву. При первой же возможности уехать мы тут не задержимся. И здесь, в таком окружении, живем своей жизнью, соблюдаем все традиции, которые достались нам от наших родителей, от дедушек и бабушек.

Затем Исроэл спросил меня:

— Вас не удивило, что не я, не Сора, а именно Файвка спросил вас: еврей ли вы?

Ответа он не ждал и сразу сам все объяснил:

— Год тому назад, тоже в канун Пейсаха, мы хотели пригласить кого-нибудь из ваших ребят, которые здесь без родителей, без родных. Мы уже давно заметили одного молодого человека, одетого почти как вы, на вид явного еврея. Он каждый день проходил мимо нашего дома. Однажды Сора его остановила и спросила так же, как Файвка спросил вас. Надо было видеть, как он обиделся, разозлился. Ничего себе, его фамилия Нечипоренко, а его посмели принять за еврея.

В том, что Исроэл когда-нибудь носил атласную капоту и бархатную ермолку [84] То есть не был человеком богатым и чрезмерно религиозным. Капота — традиционное мужское верхнее платье, род длинного сюртука. Ермолка — шапочка, которую соблюдающий еврей носит, не снимая. Атласная капота и бархатная ермолка — признаки достатка и показного благочестия. можно было, пожалуй, усомниться. Но в том, что суббота для него всегда была праздником и он ее отмечал так же, как мой отец, я был уверен. Суббота, уверял мой отец — одна из основ еврейской религии. А Исроэл чтил соблюдение субботы больше всех других заповедей. В новых жизненных условиях, на чужбине, далеко от еврейских центров, он следовал всем законам еврейства, воспринятым в Вильне. Из Саратова им пришлось уехать, потому что там старик преподавал детям не только идиш, но и иврит, а это было строго запрещено [85] Преподавание иврита как языка, связанного с религией и сионистским движением, было запрещено в СССР с 1922 г. . Но и здесь, в Балашове, его дом был островком еврейского света.