Валерий Карбалевич - Александр Лукашенко: политический портрет

Референдум положил конец попыткам государства на протяжении 1990–1995 годов поднять, укрепить статус белорусского языка в обществе. Период, который, возможно, войдет в историю как «вторая белоруссизация» (первая была в 1920-е гг.), завершился без значительных и заметных успехов в этом направлении. После референдума начался обратный процесс. Решающую роль сыграла позиция президента.

Если в 1994–1995 учебном году на белорусском языке обучалось 60 % первоклассников, то в 1995–1996 — 32 %, а в 1996–1997 учебном году -18 %.

В Минске из 110 белорусскоязычных школ осталось 17, а в Гродно из 27 — только 11.

Восстановление советской символики, праздника Октябрьской революции, отказ от появившихся за годы независимости некоторых учебников по гуманитарным дисциплинам лишь дополняли общую картину.

Референдум был рубежом, положившим начало смене государственной идеологии. Вместо идеи белорусского национального возрождения в стране стала утверждаться идеология «славянского единства» или, говоря по-другому, панславизма.

Итак, в результате провала выборов в Верховный Совет страна оказалась без парламента. Кроме того, одновременно с референдумом и парламентскими выборами проходили выборы местных Советов. В ряде городов (Минск, Гродно) и регионов они тоже не состоялись. Государство оказалось без полноценной представительной власти. Большинство экспертов характеризовали ситуацию, сложившуюся в результате неизбрания парламента, как политический кризис, кризис демократии, конституционно-правовой тупик. Однако, похоже, основная часть политической элиты этого не осознала или же не видела ничего страшного в сложившейся ситуации.

Единственным победителем прошедшей электоральной кампании оказался Лукашенко. Это был его новый триумф. Он получил все, что хотел. Положительные ответы на вопросы референдума, инициируемого Лукашенко, интерпретировались официальными пропагандистскими службами как вотум доверия главе государства, поддержку его политического курса. В какой-то мере это было действительно так. Сам он воспринял итоги референдума как карт-бланш на дальнейшую концентрацию власти в своих руках.

Кроме того, безоговорочное преимущество левых партий, полученное в ходе майских выборов, означало, что президент получил мощного союзника, ибо разногласия между ними носили непринципиальный характер. Главный противник Лукашенко — БНФ и его союзники — потерпел сокрушительное поражение. Неизбрание нового парламента развязывало президенту руки и создавало прекрасные возможности для политического манипулирования, постепенного формирования авторитарного режима.

Референдум был для Лукашенко еще одним рубежом. Он стал сигналом для окончательного отказа от рыночных реформ, консервации существующей экономической модели, ибо именно такой курс получил одобрение общества.

После провала парламентских выборов перед политическим классом Беларуси встал вопрос, что делать, чтобы выйти из конституционного кризиса. Старый Верховный Совет 12-го созыва считал, что он должен продолжать работать до избрания нового состава парламента.

Позиция президента была противоречивой. Он колебался, высчитывая для себя оптимальный вариант. Конечно, лучше всего, чтобы парламента не было совсем. Но в той ситуации это было нереально. Поэто му в качестве задачи-минимум Лукашенко добивался того, чтобы страна оказалась с очень слабым, полулегитимным высшим представительным органом власти.

Еще перед референдумом и выборами, прощаясь с депутатами на последней сессии Верховного Совета 12-го созыва, президент заявил что, возможно, им еще «придется сотрудничать и год, и два». Из этого тезиса можно сделать два вывода. Во-первых, Лукашенко догадывался что по существовавшему закону о выборах новый Верховный Совет избран не будет, иначе зачем сотрудничать со старым составом парламента, который прекращал свою работу. Но если догадывался, то почему подписывал и тем самым позволил плохому закону вступить в силу? Во-вторых, президент признавал легитимность старого парламента в том случае, если новый не будет избран. Запомним это высказывание.

В середине июня 1995 года Верховный Совет 12-го созыва провел заседание и взял на себя исполнение функций парламента до тех пор, пока не будет избран его новый состав. Лукашенко пришел на это заседание, выступил на нем, заявил, что нуждается в существовании парламента и «согласен с теми, кто говорит о политическом кризисе. Более того, мы в политическом тупике. И теперь надо искать не виновных, а выход».

Однако дальнейшее поведение президента совершенно не соответствовало высказанным им благим пожеланиям. Лукашенко объявил, что Верховный Совет 12-го созыва нелегитимен, он не будет признавать его решений, если парламент соберется на очередную сессию. Но тут же заявил, что «я признаю функции депутатов только на случай чрезвычайной ситуации». Тезис восхитительный, заставивший всех юристов схватиться за голову, ибо легитимность не может зависеть от ситуации: либо она есть, и тогда старый Верховный Совет должен действовать постоянно как полноценный парламент, либо ее нет, но тогда решения этих депутатов не имеют юридической силы даже в «чрезвычайной ситуации».

Но Лукашенко выступил с другой инициативой. Он предложил объявить новый Верховный Совет 13-го созыва полномочным при наличии 2/5 от полного состава. Расчет был достаточно тонкий. Если новые депутаты принимают его предложение, то страна получает неполноценный, нелегитимный парламент, не представляющий большинства населения. Такой законодательный орган должен быть послушным президенту, ибо будет ощущать свою ущербность.

Если же новые депутаты отказываются от такого предложения (а именно так и произошло), тогда страна на неопределенное время остается без парламента. И вот тогда Лукашенко готов взять на себя его функции: «В области экономики буду подписывать все необходимые указы даже на уровне законов… Если будет надо, президент утвердит бюджет своим указом».

Иначе говоря, Лукашенко взял четкий курс на установление «прямого президентского правления», которым он начал пугать Верховный Совет еще весной. Что это означало в правовом смысле, понять было трудно, ибо ни в Конституции, ни в законах такого термина не было. Тем не менее, президенту это выражение понравилось, и он его стал употреблять все чаще, по мере нарастания конституционного кризиса.

Забрав в свои руки все бюджетные расходы, которыми он отныне стал распоряжаться бесконтрольно, Лукашенко стал перераспределять их в пользу госаппарата, силовых структур. Он все больше входил во вкус власти, стал меньше стесняться. Он заказал себе дорогой самолет, построил теннисные корты, увеличил собственную охрану до 260 человек.