Евгений Додолев - Михаил Ефремов. Последняя роль

Почему «сквозь слезы»? Заставляете?

– Я нет. Но мама… Ну, не то, что заставляет, но… заставляет.

Из интервью Софьи Кругликовой (2014):

«В свое время в музыкальной школе Миша продержался лишь год, может сыграть на фортепиано начало “Лунной сонаты”, а потом уходит в буйную импровизацию. Я над ним посмеивалась, а Вера, пока не пошла учиться музыке, говорила: “Папа, как ты круто играешь!” Сейчас, когда Миша садится за инструмент, мы смеемся вместе с ней, зато теперь Надежда восхищается: “Папа, как здорово!” Вот такой круговорот достижений в природе. Миша не музыкант, и здесь планка для детей легкопреодолимая. Посмотрим, когда они смогут догнать его по знаниям истории и литературы, ха-ха!».

А тебя родители заставляли что-то делать?

– У меня мама – демократичный человек. Она меня воспитывала так: иногда даст подзатыльник, но не более того, и то, так просто, оттого, что у нее, может, настроение не очень. А так – она меня не отдала ни в музыку, ни в танцы.

Была у них, впрочем, попытка, у родителей… Было у них желание, чтобы я выучил английский язык. Ну, чтобы быть человеком мира.

Сниматься в Голливуде?

– Сниматься в Голливуде. Ничего не вышло, хотя действительно я занимался класса, наверное, до четвертого – до пятого. Помимо того, что в школе учил, еще у меня был и преподаватель. И надо сказать, дней через пять – через шесть, когда за границей находишься и понимаешь, что надо уже что-то говорить, откуда-то всплывает чего-то.

Маму упомянул, а папу – нет. А я о чем подумал? Что ты и Антон Табаков удивительным образом похожи на своих знаменитых отцов внешне.

– Ну, я думаю, не только мы с Антоном. Я думаю, еще масса есть примеров. Если даже из артистов: я Киру Козакованазову – тоже очень-очень.

Похож, да. Но все-таки не в такой степени, в какой ты на своего – Олега Ефремова.

– Мне очень сложно себя со стороны оценивать. Я знаю, что с детства, лет с тринадцати-четырнадцати у меня получалось показывать папу.

Я даже где-то показывал Олега Николаевича. Я помню, что он, когда первый раз стал его показывать (это как раз была первая свадьба Антона), он там чего-то смеялся, потом говорит: «А кто это?». То есть я понял, что со стороны человеку очень трудно себя увидеть.

И вот уже давно его с нами нет, но вот это иногда во мне. Чувствую.

Смотрят дети твои фильмы с участием дедушки?

– Ну, «Айболит-66», конечно, смотрели. «Король-олень» мама показывает. Но сейчас же дети… ну, надо им вкачать в iPad’ы – это называется. Они же другая эпоха.

А твой основной проект они отсматривали – «Господин хороший»?

– Сыновья отсматривали. Но они туда и приходили, на выступления. У нас была такая задумка – вызвать детей.

На сцену?

– Нет, не на сцену. В проект «Господин хороший». Там они у нас сидели за столиком и отвечали на каверзные вопросы своих родителей. Но так, смотрят ли – я, честно говоря, не знаю.

Никита играл вместе со своей бабушкой, с моей мамой. Очень интересная пьеса «4000 миль» американского драматурга (Эми Герцог. – Е.Д.) . Они репетировали это все в театре «Современник», на другой сцене, на Малой. Режиссер Михаил Али-Хусейн. Пьеса очень интересная.

А как-то в семье обсуждали проект «Господин хороший»? Поскольку он, в общем-то, ну, то, что называется злободневный, актуальный. Или вы про работу не разговариваете в семье?

– Ну как? Я не думаю, чтобы Олег Николаевич это обсуждал. «Хулиганы, – сказал бы, – дураки вы все». А маме я звонил после каждого эфира. Она мне говорит, что и как.

Она же переживает, она очень сильно переживает. Когда мы давным-давно вместе репетировали спектакль «Привидение» в театре «Современник» (и у нее главная роль, ну и у меня тоже), она настолько нервничала, как сыграю я, что практически забыла о себе.

Ну, то есть она тебя консультирует исключительно по профессии? То есть политические аспекты вы не обсуждаете?

– Как не обсуждаем? Она позвонила Андрею Васильеву, когда начался еще «Гражданин поэт»: «Андрей, а Мишу не посадят?» На что «Вася» сказал: «А кто же его посадит-то? Он же Лермонтов».

Отлично!

– Это действительно у нее есть. Она же все-таки «шестидесятник» настоящий. У нее подружка Лия Меджидовна Ахеджакова. С подачи мамы моей я пошел на суд над Ходорковским. Потому что она туда сходила и говорит, мол, ты знаешь, это историческое дело, это надо посмотреть, чтобы понять машину, которая снова, ну, как бы возникла.

NB Через месяц после трагедии на Садовом Ахеджакова высказалась относительно заявления Михаила о том, что он просто клоун, который читает оппозиционные стишки за деньги и вообще не может быть против Путина, потому что Путин кормит всех людей культуры:

«Это интерпретация. А цель заявления в том, что Миша хотел себя этим как-то отделить от оппозиции, чтобы прекратить эти подлые пропагандистские обобщения: мол, “эти богемные пьяные оппозиционеры на машинах сбивают людей, а их отмазывают”. Мишино дело настолько страшное, что там нужно крайне тщательно разбираться. А уже наделана масса ошибок! Например, эксперты в первую же минуту должны были осмотреть машину и немедленно все запротоколировать, но этого не было сделано. Я знаю, что и Орлуша (поэт Андрей Орлов) предлагал адвоката, и Виктор Ануфриев, адвокат Юрия Дмитриева, мне сразу позвонил и предложил защищать Мишу… Этих ребят – Андрея Орлова, Андрея Васильева и Мишу Ефремова – я узнала, когда им было от 10 до 13 лет. Я с ними снималась в Ялте, и так они в моей жизни и остались. Благодаря маленькому Мише я познакомилась с Аллочкой, его мамой, и она стала моей самой любимой подругой, и с Олегом Николаевичем, которого я тоже очень любила. Но мне кажется, и тут я прислушиваюсь к порядочным и умным людям, которые независимо расследуют и вникают в это происшествие… Там есть какие-то очень важные детали – и сейчас я склоняюсь к тому, что у этого дела есть режиссер… Потому что были эти проекты “Господин хороший”, “Гражданин поэт”, “Господин заразный”, которые Миша делал блистательно. Это блистательные тексты Быкова и Орлуши, но их читает потрясающий артист с изумительным чувством юмора – Миша. И от этого они стреляют еще сильней. Никакая речь на митинге не может сравниться с силой этих текстов, которые с таким талантом произносит Миша. И это тянет на то, чтобы им заинтересовались определенные люди, которые обслуживают идеологию… И Дмитрию Быкову, который пишет и о победобесии, и об этом обнулении, теперь за руль нельзя садиться. Ни в коем случае. Ни трезвому, ни пьяному. А его “Жигули” ему надо поменять на какую-нибудь более мощную машину, чтоб там были система безопасности и черный ящик. Это я, конечно, шучу, но во всякой шутке есть доля некоторого страха, который на меня нападает в последнее время. Я и сама боюсь за руль садиться теперь».