Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника

Спрашивается: зачем было тащить варенье на люди?

В марте, как только запахло весной, в Тарусу приехал настоящий художник, член МОСХа, Борис Петрович Свешников. Он снимал веранду насупротив и тщательно грунтовал холсты особыми приправами, так, что к ним было страшно прикоснуться.

Он писал большие акварели окрестностей, избегая вносить в композицию кривые телеграфные столбы. Харчился он у нас. Таким образом, состоялась настоящая коммуна художников, с общим котлом, общим выставочным залом и обшей говорильней, часто до рассвета и обо всем на свете.

13 апреля в Тарусу докатилось ошеломляющее известие — живой человек, майор Юрий Гагарин вылетел в космос!

На эту тему долго потешались в коммуне.

В поселке обыватели одевались в лохмотья и спали, не умываясь. В очередях давились за калошами, гвоздями, веревками. Пили и дрались. В Москву добирались на санях и подводах. Подлая жизнь без заметных перемен, и вдруг летчик в космосе!

Полет Гагарина вдохновил Свешникова на особую композицию.

Он изобразил беспредельное черное небо с мерцающими звездами и ведьму на помеле. На белой земле сидел мужик, оголив грязную задницу Он смотрел вдаль и думал о вечности. В снегах затерялись крыши русской деревни, в сугробах торчали кресты погоста.

Картину, исполненную стари иными лессировками, повесили для всеобщего обозрения.

Появление гостей, журналистки Фриды Вигдоровой, по прозвищу «Трест Добрых Дел», и Надежды Яковлевны Мандельштам, изменило направление нашей хаотической деятельности, придав ей определенную, практическую цель.

— Фрид, что ты скажешь об этих картинах? — спросила Мандельштамиха подругу.

Фрида Вигдорова рыскала по стране в поисках обиженных и незаконно оскорбленных. Иногда ей удавалось отыскать ссыльного зека и устроить на работу сторожем или землекопом. Искалеченные студенты возвращались на факультет. Бездомные получали жилье и прописку.

Супруга знаменитого поэта, погибшего в сибирской ссылке, Надежда Яковлевна хлопотала о своей прописке в Москве, писала статейки о трактористах Тарусы под псевдонимом «Яковлева», и пророчила близкий конец света.

— Это надо показать народу! — решительно заявила Фрида. — И я пробью это дело!

В хорошую погоду к нам заходил известный писатель Паустовский с домочадцами. Никто из нас, даже Свешников, обязанный ему устройством в МОСХ, не читал его рассказов, но уважали за гражданское мужество.

Говорили, что кого-то он вытащил из рук палачей, кому-то дал взаймы крупные деньги, кого-то вывел в люди. Писатель, несмотря на глухой кашель, смолил вонючие сигареты и одевался, как печатник захолустной газеты.

За пару дней до праздника Первого мая великий писатель, его тучная супруга Татьяна Алексеевна, беспутный сын Лешка, дочка с зятем Волконским и гитарист Окуджава пришли к нам в избу.

Супругу писателя мы усадили в рваное кресло с клопами.

— Сколько тебе дать за эту веточку? — кивнула супруга на мою картинку с изображением большого дуба.

— Дайте мне тридцать рублей! — нагло заявил я любительнице.

— Ну, таких хамов надо еще поискать! — ворчала она, обернувшись к зятю.

— Андрюша, дай ему четвертной и пусть скажет спасибо Татьяне Алексеевне!

Это был коммерческий успех. Круг моих покупателей постепенно расширялся. Надо было видеть, как загорелись от зависти мои дорогие коллеги по веселому ремеслу.

К вечеру появились Ритка и Людка с горячей курицей. На столе возникла перцовка, маринованный перец, баклажанная икра, грудинка. Мы пировали три дня подряд, обмывая пролетарский праздник и коммерческую удачу.

Фрида зря не болтала. В мае, в День Победы, в коммуну пришел розовый дядя с рыжими бровями, слегка кивнул людям и, не глядя на картины, сказал:

— Мы идем к начальству!

Сменив грязные штаны, под командой бывшего полковника кавалерии Бориса Балтера поплелись Боря Свешников и я, внештатный художник без определенной прописки.

В горсовете нас встретила моложавая, густо подмалеванная и упитанная дама по фамилии Нарышкина. Она усадила маститого и привлекательного Балтера в рижское кресло и, не обращая на нас внимания, выступила с речью о блестящих успехах земледелия в районе, героическом подвиге Гагарина, электрификации города и деревни. Предложение Балтера о выставке столичных художников, толком не сообразив, о чем идет дело, она утвердила сразу, позвонив в дирекцию городского клуба.

— Товарищ Балтер, мероприятие интересное и нужное, — бодро заключила Нарышкина, мельком взглянув на Свешникова, — москвичи давно пользуются нашим гостеприимством и обходят нас стороной, а ведь мы тоже любопытный народ!

Имя Паустовского, оценившего наше творчество, как-то сладко царапнуло сердце ядреной женщины.

— Ах, Константин Георгиевич, какой понимает душу русской женщины! Покажите, покажите народу свои таланты!

Когда-то в помещении, где располагался городской клуб имени Моисея Урицкого, голодные красноармейцы умудрялись ставить пьесы на иностранном материале: «Король Лир», «Черный Тюрбан», «Призраки Эллады». Но позднее по большим советским праздникам подавались патриотические мистерии с незаменимым горнистом в центре мизансцены, а по будням крутили бледные, устаревшие фильмы.

Слухи о предстоящей выставке художников разбежались с удивительной быстротой. К нам ломились незнакомые артисты с жалкими натуралистическими набросками. Опытный Ян Левинштейн, живший в соседней деревне, дал мудрый совет:

— Не надо всесоюзного фестиваля, покажите группу единомышленников.

Живописные успехи юного Мишки Левидова удивляли всех. Он не слонялся по улицам, а с утра до вечера пропадал на пленэре, не выпуская из рук кистей. Легко освободившись от влияния Роберта Фалька, он создавал тончайшие по цвету пейзажи и не менее изысканные натюрморты, свободно компонуя битые горшки и фрукты.

Неистовый Ван Гог крепко держал Эда Штейнберга, но влияние оказалось благотворным, и ему удалось сделать ряд удивительных работ с присутствием дровосеков, пахарей и прачек.

К выставке у меня собралось пять холстов на гнилых самодельных подрамниках и десяток на грунтованных картонках, подарок Каневского. Я облюбовал кирпичный тупик с ветхими домами, где по преданию жил Шамиль, и там красил всю весну.

Ни абстракций, ни ташизма, а портреты домов.

У меня отобрали «Красную корову» и «Лодки».

Приехавший из Калуги Вл. Кобликов и Балтер просили поставить калужанина Льва Курчика заочно, не глядя на картинки.

По совету Тольки Коновалова мы получили превосходно оформленные графические листы Ивана Митурича и Надежды Гумилевской.

Мы грелись на солнышке, когда затрещал рожок автомобиля. Из Москвы приехали наши подпольные соратники, Мишка Гробман и Володя Галацкий.