Кирилл Вышинский - «Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева

Добровольческая рота патрульной службы милиции «Торнадо» была создана в сентябре 2014 года в структуре МВД Украины в Запорожской области. Туда вошли в основном жители Луганской и Донецкой областей, поддерживающие политику Киева в отношении Донбасса, а также бойцы расформированного добровольческого батальона «Шахтёрск», воевавшего в АТО. «Шахтёрск» расформировали приказом министра внутренних дел с формулировкой «за дискредитацию МВД» — попросту за неоднократные случаи мародерства. Планировалось, что личный состав «Торнадо» будет выполнять задания разведывательно-диверсионного характера на Донбассе, воюя против народных республик.

Однако с первых шагов существования нового подразделения — сплошные скандалы. Уже в ноябре 2014-го Служба безопасности Украины задержала с оружием в Киеве шестерых бывших бойцов «Шахтёрска», которых приняли в «Торнадо». По заявлению пресс-центра СБУ, это были члены «особо опасной диверсионной группы… бывшие сотрудники органов внутренних дел», которые «имели задачу выполнить ряд частных заказов рейдерского характера» в Киеве. По версии командования «Торнадо», их бойцы просто прибыли в столицу за гуманитарной помощью, собранной волонтерами.

А летом 2015 года губернатор украинской части Луганской области Геннадий Москаль обнародовал сообщение, что бойцы «Торнадо» захватили поезд, который вез уголь из ДНР. Поезд имел все официально оформленные разрешения, но «торнадовцы» заявили в ответ, что документы на груз якобы были фиктивными и поезд вез контрабанду. Состав освободили только после многочисленных звонков из Киева.

Следом начались аресты бойцов «Торнадо». Теперь их обвиняли в преступлениях против местных жителей. В числе задержанных оказался и командир роты (подчинённые называли его комбатом) Руслан Онищенко. Главный военный прокурор Украины Анатолий Матиос назвал их преступниками, которые терроризировали жителей Луганской области: «Члены этой преступной организации на базе роты милиции подыскали место в подвальном помещении Лисичанской общеобразовательной школы в городе Приволье, где для содержания доставленных местных жителей заготовили и приспособили средства для совершения насильственных действий: нанесения побоев, истязаний, причинения телесных повреждений людям, которые задерживались незаконно и незаконно содержались в этих помещениях».

По мнению «торнадовцев», их арестовали за то, что они задержали контрабандный состав и изъяли поддельные сопроводительные документы. Мол, прокуратура крышует контрабанду и не могла простить «торнадовцам» их поступка.

В тюрьме же о «комбате» Онищенко говорили, что его сгубила жадность. Было похоже, что он, в прошлом владелец «копанок» — частных шахт, — позарился на доходы от чужих поставок угля и стал останавливать гружёные поезда. За это главный военный прокурор Матиос его и «съел» — так говорили в тюрьме.

Как бы там ни было, в Лукьяновке мне рассказывали о «торнадовцах» те, кто сидел вместе с ними и пережил их бунт. Говорили, что больше половины бойцов этой «особой милицейской роты» имели раньше судимости, но теперь оказались в камерах для бывших сотрудников. «Бээсники»-рецидивисты — такого ещё не было в лукьяновских стенах, во всяком случае, никто не мог вспомнить.

В апреле 2018 года Онищенко и ещё семерых «торнадовцев» суд приговорил к длительным срокам заключения. Но они оставались в СИЗО, поскольку с решением суда не согласились и писали многочисленные жалобы. С ними было связано немало инцидентов, выражавшихся в стычках как с другими заключёнными, так и с сотрудниками охраны. Наконец, в августе 2018-го их собрались развозить по разным местам заключения, и тогда вспыхнул бунт, который пришлось усмирять спецназовцам, применяя весьма жёсткие методы. «Торнадовцы» забаррикадировались в одной из камер и отказались из нее выходить — камеру брали штурмом.

Причины такой дерзости этих «атошников» сформулировал бывший начальник Державной пенитенциарной службы Украины и, кстати, в прошлом же начальник Лукьяновского СИЗО Сергей Старенький: «Все это произошло из-за попустительства со стороны руководства учреждения, — сказал он в интервью сайту «Страна. ua». — «Торнадовцы» находятся в СИЗО уже два года. И все это время «катались» там «как сыр в масле». Самостоятельно передвигались по территории, выходили к воротам учреждения, чтобы забрать передачи и повидаться с родственниками, и вроде бы даже огнестрельное оружие хранили в камерах. В 2017 году в учреждении произошел первый инцидент с участием экс-атошников. Они едва не побили сотрудника, который велел им зайти в камеры. Но все «спустили на тормозах». Затем якобы комбат Руслан Онищенко отрезал ухо своему бойцу Максиму Глебову (позывной «Ахиллес») из-за того, что тот дал неверные показания на суде. Естественно, сотрудники СИЗО должны были весь этот беспредел прекратить. Но, по непроверенной информации, «торнадовцы» помогали им собирать с задержанных «мзду». Поэтому их и не трогали. В результате задержанные так распустились, что стали окончательно неуправляемыми и устроили бунт».

Таковы реалии жизни в главной тюрьме Украины, где мне довелось провести пять месяцев своего заключения.

Лукьяновка во многом остаётся вотчиной блатных, и я в первые же дни ощутил свою известность в тюремных кругах. В Херсоне со мной разговаривал и предлагал помощь «смотрящий», в Лукьяновке буквально через пару дней после заезда я познакомился с достаточно авторитетным человеком. Любопытное знакомство.

Столкнулся я с ним совершенно случайно. На прогулке в корпусе «Столыпин» зашёл в дворик, где ко мне подошёл один из гулявших: «Привет, журналист! Ведь ты журналист?» — «Журналист». Оказалось, что этот человек меня узнал, поскольку следил по телевизору за политической жизнью Украины и был в курсе моих перипетий.

Моего нового знакомого звали Геша. Внешне он выглядел как типичный профессор из американских фильмов — в очках, с небольшой бородой, в опрятном спортивном костюме. Встретишь такого на улице и примешь за научного сотрудника НИИ или преподавателя вуза. Тем удивительнее был его рассказ о том, что он уже отсидел один срок, отбыл «от звонка до звонка» 10 лет, что, по-видимому, и сделало его известным в криминальной среде.

Очень скоро я понял, что передо мной авторитетный человек — он сидел в камере, куда простому заключённому не попасть. Это так называемая «котловая» — для авторитетных людей и держателей тюремного «общака».

Мы посидели, поговорили, Геша спросил: «Спирта хочешь?» Я удивился, но отказываться не стал. Мы подошли к одной из камер, он постучал в окно-кормушку. Когда оно открылось, попросил «налить две». Нам, совсем как в баре, налили две порции по пятьдесят грамм спирта. Геша взял их, сказал, что в коридоре пить не будем, и прошёл в бытовое помещение. Заключенному, который что-то мыл там, мой новый знакомый тихо сказал: «Иди отсюда», — тот сразу же вышел. Выпили и пошли гулять дальше. Разговаривали о политике, истории его жизни, о том, что происходит с человеком в тюрьме: «Неважно, как долго в итоге просидишь, просто ты должен понимать, что вый дешь отсюда совсем другим человеком. Внешне это может никак не сказаться, и близкие люди, которые будут счастливы от твоего возвращения, могут ничего не заметить. А ты сам через какое-то время поймёшь, что стал другим. Ты понимаешь, в чём стал другим, а они — нет. И неизвестно, когда поймут».