Дмитрий Олейников - Авраам Линкольн

Однажды, в конце мая 1849 года, он уже вызывал Линкольна тревожным письмом: «Дорогой брат! Твой отец тяжело болен, очень хочет видеть тебя, хочет, чтобы ты приехал, потому что ты его единственный сын, единственный плоть от плоти его, и поэтому он хочет, чтобы ты приехал, говорит, что почти отчаялся увидеть тебя до встречи в неизведанном мире, то есть в раю… я пишу это с разрывающимся сердцем, я ездил за доктором, и я бы хотел, чтобы ты приехал, если сможешь, и ещё он хочет, чтобы я передал твоей жене, как он её любит и хочет встретиться с ней на небесах… у нас всё хорошо…» {216} 216 Цит. по: Coleman Ch. H . Abraham Lincoln and Coles County. New Brunswick; 1955. Электронная версия: http://www.rootsweb.ancestry.com/~ilcoletp/history/abraham_lincoln.htm#12 . Получив письмо, Линкольн бросил все дела — а это был разгар хлопот о должности в Вашингтоне, решающий момент для его политического будущего, — немедленно примчался к отцу и провёл с ним три дня {217} 217 См.: Lincoln Day by Day. Vol. 2. P. 14. . Линкольн спешил на печальное прощание с отцом; но, оказалось, напуганный Джонстон отправил письмо, ещё не узнав мнение доктора; уже к приезду Авраама Томасу стало значительно лучше, и вскоре он поправился {218} 218 См.: Coleman Ch. H . Op. cit. Электронная версия. .

Может быть, поэтому, когда в конце 1850-го — начале 1851 года от Джона Джонстона снова пошли панические письма о тяжёлом положении Томаса, Авраам решил, что сможет отложить поездку. 12 января он писал:

«Дорогой брат. Ты знаешь, что я хочу, чтобы отец и мать не нуждались и были здоровы; я уверен, что ты воспользуешься моим именем в случае необходимости пригласить доктора или сделать всё, чтобы облегчить болезнь отца. Но дела мои таковы, что я не могу сейчас оставить дом, к тому же жена моя больна, не может оправиться после родов, хотя, я уверен, всё обойдётся. Я очень надеюсь, что отец ещё поправится, но в любом случае скажи ему от меня, что нужно положиться на нашего великого, доброго и милосердного Творца… Скажи ему, что, если бы мы и встретились, это было бы более мучительно, нежели радостно; а если теперь настал его черёд уйти, то Там его ждёт радостное свидание со многими близкими людьми, ушедшими когда-то, и туда все мы, с Божьей помощью, попадём, чтобы увидеться с ним. Напиши мне ответ» {219} 219 The Collected Works of Abraham Lincoln. Vol. 2. P. 96–97. .

В ответ пришла печальная весть: 17 января отец умер. Линкольн смог выбраться к нему на могилу только весной. Унаследованную от отца землю (80 акров) он продал Джону Джонстону за символическую сумму в один доллар, оговорив, что доходы с этой земли будут обращены на обеспечение матушки Сары, пожелавшей остаться доживать свой век в той же хижине, в которой она жила с покойным мужем {220} 220 См.: Ibid. P. 111. .

В память об отце Авраам и Мэри назвали своего младшего сына, родившегося в апреле 1853 года. Большеголовый Томас рано получил семейное прозвище Тад, которое в семье практически заменило его имя.

С рождением Тада ушла в прошлое пора беспрестанных потрясений. Семейная жизнь стала входить в размеренный ритм стандартов среднего класса: доход Линкольна достигал четырёх-пяти тысяч долларов в год {221} 221 См.: Burlingame M . Op. cit. Vol. 1. P. 333. , тогда как для хорошей жизни в Спрингфилде того времени было достаточно 1500 долларов {222} 222 См.: Pratt H. E . Op. cit. P. 84. . Линкольны могли позволить себе держать прислугу, хотя Мэри относилась к ней требовательно до придирчивости и при этом была скуповата. Одной из помощниц по хозяйству Авраам втайне приплачивал 75 центов, чтобы та не перечила его супруге {223} 223 См.: Herndon’s Informants. P. 597. .

Впрочем, многое по дому приходилось делать самим: Мэри шила, готовила, убирала дом, а Авраам ходил в лавки, кормил и чистил лошадь, доил корову, содержавшуюся на заднем дворе дома. Ему же «по старинке» приходилось пилить и колоть дрова. Один из соседей запомнил, как однажды стук топора разбудил его сильно за полночь. Сосед выглянул в окно и увидел, как при полной луне белеет рубашка Линкольна: известный юрист, вернувшийся из очередной поездки, засучив рукава, рубит дрова, чтобы приготовить себе поздний ужин {224} 224 См.: Ibid. P. 389. .

Авраам удивлял жителей Спрингфилда особой, даже чрезмерной привязанностью к младшим сыновьям. Человеку его круга не пристало нянчиться с малышами — а он охотно нянчился, и за глаза его стали называть «наседкой» {225} 225 См.: Donald D. H . Op. cit., 1995. P. 139. . Когда мальчики немного подросли, он катал их по улице вдоль дома в «повозке» наподобие детской коляски и при этом поглядывал в прихваченную с собой книгу. Как-то раз соседи видели, как, увлёкшись чтением, Авраам не заметил, что один из малышей вывалился наружу. Позже Авраам брал детей в долгие прогулки за город: мальчики шли, ухватившись за огромные руки отца или за полы его пальто, и слушали его рассказы и пояснения. Если младший, Тад, начинал хныкать, что устал, Авраам нёс его домой на шее или на плече.

— Мистер Линкольн, он уже большой мальчик, не пойти ли ему самому?

— Но его ножки так утомились!

В общем, как вспоминали соседи, «он был самым снисходительным из всех родителей: его дети буквально могли скакать по нему, а он совершенно не мог противостоять их надоедливости» {226} 226 Ibid. P. 181. .

Мэри была строже к детям, но гордилась ими не меньше. В 1853 году она хвалилась Робертом: «Наш старший в десять лет учит латинский и греческий!» {227} 227 Цит. по: Baker J. H . Op. cit. P. 123. Линкольн, памятуя о своём детстве, стремился дать Бобу лучшее в Спрингфилде образование; он планировал отправить сына в знаменитый Гарвард. Младших же представляли гостям на сравнительно частых вечеринках с особой торжественностью: наряжали, а потом выводили к «публике», демонстрируя, как славно они умеют петь, танцевать, читать стихи… Потом мальчишки с удовольствием носились по пёстрому ковру гостиной, в которой в обычные дни матушка играть не разрешала {228} 228 См.: The Lincoln Reader. P. 190. . Когда же Тада и Вилли уводили, Мэри долго и неустанно их расхваливала, утомляя гостей и испытывая терпение Авраама, — к счастью, в этом вопросе безграничное.

Терпение, готовность к взаимным уступкам — важный секрет прочного супружества. В 1850-х годах Линкольну приходилось непросто: потрясения, пережитые Мэри после смерти отца и сына, сильно повлияли на её душевное состояние. Склонность к переживаниям вдруг стала прорываться страхами и фобиями: миссис Линкольн вскрикивала по ночам от кошмаров, боялась неожиданного пожара или проникновения в дом какого-нибудь незнакомца. Взрывы её чрезмерной эмоциональности могли закончиться резкой депрессией или изматывающей истерикой. Через слуг и соседей распространились и осели в книгах рассказы вроде таких: однажды Мэри, рассерженная, что муж не реагирует на просьбы подбросить в камин дров, сунула полено ему под нос, да так резко, что разбила нос до крови; в другой раз супруга якобы погналась за Авраамом с кухонным ножом через палисадник на улицу, и только там, устыдившись соседей, мистер Линкольн подхватил свою миссис на руки и занёс обратно в дом со словами: «Чёрт возьми, сиди дома и не позорь нас перед всем светом!» Ещё как-то раз, пока Линкольн был в лавке, Мэри впала в неистовство и пару раз огрела рукояткой швабры его друга Якоба Таггерта, решившего попенять ей на неподобающее поведение. Якоб тут же отправился к Аврааму с требованиями извиниться за жену и как-то повлиять на неё. Линкольн же отвечал «спокойно, вежливо, очень дружелюбно, с примесью досады и печали: „Дружище Тайгер (то есть „тигр“ — так Линкольн прозвал друга по созвучию с фамилией. — Д. О .), может, во имя нашей дружбы ты стерпишь эту несправедливость, причинённую тебе потерявшей голову женщиной, ибо мне приходится терпеть такое без всяких жалоб и причитаний уже пятнадцать лет“» {229} 229 Herndon’s Informants. P. 597, 722, 713–714. .