Дмитрий Олейников - Авраам Линкольн

На основании подобных «свидетельских показаний» друг и коллега Линкольна Херндон заложил в своём жизнеописании президента традицию негативного восприятия Мэри, оценив их брак как трудный и даже неудачный («Ему было нелегко нести такое тяжёлое бремя, и он нёс его с печалью, но без ропота» {230} 230 Lincoln as I Knew Him. P. 69. ). Однако многие более поздние исследователи считают такое восприятие Херндоном миссис Линкольн следствием их извечной взаимной неприязни: Херндону раз и навсегда было отказано от дома Линкольнов, и он делал все выводы, основываясь на наблюдениях исключительно «снаружи». Совершенно по-другому звучат отклики родственников, знавших семью «изнутри» и критически воспринимавших выводы Херндона. Сестра Мэри, Фрэнсис Уоллес, негодовала: «Не понимаю, почему люди берутся объявлять домашнюю жизнь Линкольна несчастной; лично я никогда не видела ничего, чтобы дало бы мне повод думать, что они несчастны. Он был привязан к своему дому, а для миссис Линкольн был буквально всем, она боготворила его, была целиком предана ему и детям. И он был для неё всем, чем должен быть муж» {231} 231 Цит. по: Randall J. G . Op. cit. Vol. 1. P. 69. .

«Они понимали друг друга с полуслова, — свидетельствовала сестра Мэри, Эмили, а она не только тесно общалась с Линкольнами, но и прожила в их доме зиму 1854/55 года накануне замужества {232} 232 См.: Neely M. E. jr . Op. cit. P. 142. . — Мистер Линкольн умел смотреть поверх импульсивных слов и поступков, он знал, что жена предана ему и его интересам. Жили они спокойно, неброско. Мэри любила читать и сильно интересовалась политическими взглядами и стремлениями мужа. Она гордилась домом, сама шила на себя и на детей. Она была жизнерадостным человеком и интересным собеседником, была в курсе всех событий. Автор этих строк наблюдала мистера и миссис Линкольн на протяжении шести месяцев, изо дня в день, и не видела ничего, что бы говорило о их „несчастливой“ семейной жизни» {233} 233 Цит. по: Randall J. G . Op. cit. Vol. 1. P. 69. .

Более взвешенно и сдержанно мнение Джеймса Гурли, сапожника, ближайшего соседа Линкольнов: «Я прожил с ними дверь в дверь 19 лет, хорошо знал и его, и всю семью. Бывало, он приходил ко мне за молоком: в шлёпанцах и старых штанах с одной спущенной подтяжкой… С женой они ладили довольно неплохо — кроме тех случаев, когда в миссис Линкольн вселялся бес, и то Линкольн не обращал на это особого внимания, посмеивался или брал с собой одного из сыновей и уходил гулять… Не думаю, что миссис Линкольн была такой плохой женщиной, как её иногда представляют; мы были с ней хорошими друзьями… Мистер и миссис Линкольн были хорошими соседями, а Линкольн вообще лучшим человеком из тех, кого я знал» {234} 234 Herndon’s Informants. P. 451–453. .

Для самой Мэри годы в Спрингфилде были временем наибольшей близости с мужем. Она всегда вспоминала Авраама времён Спрингфилда, «в нашем собственном доме, свободным от забот, окружённым теми, кого он так любил и кто его так боготворил» {235} 235 Цит. по: Randall J. G . Op. cit. Vol. 1. P. 74. . Для неё он был «самым нежным, самым любящим мужем и отцом во всём мире». «Он предоставлял нам неограниченную свободу, он говорил мне, если я о чём-то просила: „Ты же знаешь, чего хочешь, — иди и возьми“, и никогда не спрашивал, так ли уж мне это нужно. Он был очень снисходителен к детям, всегда повторял: „Я рад, что мои дети свободны, счастливы и не знают родительской тирании. Любовь — вот что привязывает ребёнка к родителям“» {236} 236 Herndon’s Informants. P. 357, 359. .

В 1856 году дом Линкольнов на углу Восьмой и Джексон-стрит заметно подрос. Сохранилась не вполне правдоподобная история, как деятельная Мэри втайне от Авраама (пока тот был в очередной поездке по судебным делам) надстроила второй этаж. Потрясённый Линкольн, вернувшись, не узнал места и обратился к соседу с притворным удивлением: «Скажи мне, о незнакомец, здесь ли живёт мистер Линкольн?» {237} 237 Ibid. P. 452. Надстроенный дом словно зрительно отобразил не только материальный, но и заметный профессиональный рост Линкольна-адвоката. Уже в первой половине 1850-х годов юридическая контора Линкольна и Херндона стала ведущей в Спрингфилде: ежегодно на её долю приходилось от 17 до 34 процентов всех дел суда графства Сангамон {238} 238 См.: Kunhardt Ph. jr., Kunhard Ph. III, Kunhardt P. Op. cit. P. 76. . Такой эффект приносило устоявшееся разделение труда: на долю усидчивого Херндона досталась большая часть бумажной работы с кодексами и юридическими справочниками, а энергичный Авраам общался с клиентами и выступал в суде. Партнёры не высчитывали долю участия каждого в навалившихся делах, а по-прежнему делили все доходы пополам.

Рабочие дни Линкольна стали походить один на другой. Вставал он не слишком рано — часов в семь, потом какое-то время возился или гулял со своими малышами, завтракал без особых изысков (никогда не уделял большого внимания своему рациону) и около восьми отправлялся в контору «Линкольн и Херндон». Долговязая, слегка сутулая фигура, увенчанная высоким цилиндром, стала своего рода достопримечательностью Спрингфилда. Мистер Линкольн шёл твёрдым шагом, ступая сразу на всю ступню, немного раскачиваясь. Необычно длинные руки свисали по сторонам, как будто хозяин не знал, куда их пристроить. Лицо казалось меланхоличным, даже скорбным, взгляд был сосредоточен на чём-то внутри — но только до той поры, пока Авраам не встречал на улице знакомого и не расплывался в открытой улыбке {239} 239 См.: Herndon W. H., Weik J. W . Op. cit. Vol. 2. P. 584. .

Линкольн пожимал ему руку сразу двумя своими. «Привет! Мне тут вспомнилась история…» — и он, чтобы развеселить собеседника, рассказывал что-нибудь из коллекции историй, постоянно пополнявшейся во время объезда судебного округа: «Один фермер шёл по дороге с вилами на плече, как вдруг из чьего-то двора выскочил большой злой пёс и начал его кусать. Фермер ударил пса вилами и заколол насмерть. Когда же хозяин собаки, обвиняя фермера перед судом, воскликнул: „Ты бы мог ударить его другой стороной вил, рукояткой!“ — тот ответил: „Я бы так и сделал, если бы пёс кусал меня своей другой стороной“».

Бывало, Линкольн задавал загадки вроде такой: «Скажи, сколько ног будет у телёнка, если его хвост тоже назвать ногой? — Пять? — Нет, четыре! Хоть ты и назвал хвост ногой, но он всё равно остался хвостом!» {240} 240 См.: Abe Lincoln Laughing. P. 118–199, 27.

Авраам входил в здание у центральной площади, поднимался на второй этаж и шёл по довольно тёмному и узкому коридору до самого конца, туда, где была дверь с большим стеклянным окошком (иногда для конфиденциальности изнутри задёргивали цветастую ситцевую занавеску). Дверь вела в офис — комнату средних размеров, окна которой «от сотворения мира не знали бесцеремонного вторжения воды и тряпки». В центре стояли два стола, составленные буквой «Т» и покрытые зелёным сукном. На краю одного из них лежала среди прочего пыльная гора бумаг с запиской Линкольна наверху: «Если не знаешь, где искать, ищи здесь». В один из углов комнаты втиснулся секретер, вечно откинутая крышка которого была завалена папками с делами. Рядом помещался книжный шкаф с сотнями книг. В другом углу, у окна, стоял видавший виды диван.