Дмитрий Олейников - Авраам Линкольн

А вот в Индиане, в отличие от Кентукки, земля была описана государственными землемерами и считалась собственностью правительства США, которое охотно продавало её переселенцам по скромной цене в два-три доллара за акр.

В пропагандистских биографиях Линкольна позже упоминалась ещё одна причина переезда — существование в Кентукки рабовладения. Однако сам Линкольн никогда о такой причине не упоминал, да и родственники считали, что этот вопрос не заботил Томаса в то время: рабов во всей округе было крайне мало {6} 6 См.: The Collected Works of Abraham Lincoln. Vol. 4. New Brunswick, 1953. P. 61–62; Burlingame M . Op. cit. Vol. 1. P. 21. . Тем не менее действительно в Индиане, в отличие от Кентукки, рабовладение было запрещено. Пересекая пограничную реку Огайо, Линкольны покидали рабовладельческий Юг и оказывались на территории свободного Севера.

После переправы их путь лежал через густые заросли нетронутого леса: 16 миль они пробирались сквозь чащу, и Томас всё время шёл впереди, прокладывая дорогу с помощью топора. Чтобы прошёл фургон, ему приходилось расчищать густой подлесок, прорубаться сквозь заросли дикого винограда и порой даже валить деревья.

Индиана того времени, заметил один из путешественников, это «леса, леса, леса, насколько видит глаз». Другой вторил: «Если с какого-нибудь высокого каменистого холма вы попытаетесь как можно шире оглядеть округу, вы всё равно ничего не увидите, кроме густых лесов» {7} 7 Цит. по: Thomas B. P . Abraham Lincoln: A Biography. New York, 1952. P. 9; Beveridge A. J. Abraham Lincoln. 1809–1858: In 2 vol. Vol. 1. Boston; New York, 1928. P. 38. . Леса в 1816 году ещё были полны всевозможной живности. С одной стороны, это облегчало переселенцам жизнь: охота была значительным подспорьем, особенно в первые годы, пока шла расчистка леса под поля. С другой стороны, фермерские семьи были вынуждены жить в постоянном беспокойстве. В памяти Авраама отложились пугающие пронзительные крики пантер по ночам, заунывный волчий вой, даже рёв медведей, приходивших поохотиться на фермерских свиней. Чтобы превратить уголок дикой природы в поселение с домашним названием Голубиный ручей, всей семье пришлось работать не покладая рук.

Сам Авраам вспоминал, что, хотя ему было всего восемь лет, он уже был достаточно крупным ребёнком, и отец впервые вложил в его руки топор. С этого момента и вплоть до 23-летнего возраста Эйб не расставался с этим инструментом — разве что на время пахоты и уборки урожая {8} 8 См.: The Collected Works of Abraham Lincoln. Vol. 4. P. 62. . Главным делом с первого дня стало расчищать лес под пашню (подсечно-огневое земледелие). Однажды топор соскочил — и на левой руке остался шрам на всю жизнь. В другой раз старая, ленивая и с виду безобидная кобыла лягнула Эйба прямо в голову — слава богу, она не была подкована, и мальчик «только» потерял сознание. Как-то он чуть не утонул; его чудом вытащил приятель, сам не умевший плавать. К счастью, серьёзные детские болезни миновали Эйба. Но однажды смертельная эпидемия прошла совсем близко от него, оставив след уже не на теле — в душе.

В конце лета 1818 года на юге Индианы вспыхнула непонятная и страшная хворь: люди неожиданно слабели, их бил озноб, начиналась тошнота, и через несколько дней они умирали. Когда заболели соседи Линкольнов, Нэнси, мать Эйба, отправилась за ними ухаживать, а вернувшись, слегла сама. Гораздо позже поняли, что болезнь разносится через коровье молоко, а ещё позже — что молоко становится отравой оттого, что коровы питаются растущим в тех краях ядовитым «змеиным корнем». Несколько дней девятилетний Эйб видел, как тяжело страдает матушка Нэнси (врача не было на 35 миль в округе). Потом он помог отцу сколотить гроб, и они похоронили Нэнси на склоне холма, рядом с тремя соседями. Только через несколько месяцев заезжий проповедник прочитал над могилами молитву.

Много лет спустя Авраам писал дочери погибшего друга: «В этом печальном мире скорбь рано или поздно приходит ко всем; но для юных она оказывается самой горькой, поскольку, в отличие от старших, застаёт их врасплох… Я, увы, знаю, о чём говорю, потому что тоже пережил такое…» {9} 9 Ibid. Vol. 6. P. 16–17.

В канун зимних холодов они остались вчетвером: Томас, десятилетний Авраам, двенадцатилетняя Сара и их девятнадцатилетний кузен Дэннис Хэнкс. Наверное, это была самая тяжёлая зима в их жизни. Саре пришлось выполнять всю работу по дому: готовить, убирать, стирать, прясть и шить, чинить одежду. Иногда она тихо плакала, отвернувшись к очагу. Эйб и Дэн, как могли, старались её утешить. Они притащили ей черепашку и маленького енота, хотели поймать ещё и оленёнка, но не смогли {10} 10 См.: Warren L. A . Lincoln’s Youth: Indiana Years, Seven to Twenty-One 1816–1830. Indianapolis, 1991. P. 58. .

Недаром говорится: «без хозяйки дом сирота». Через год Томас отправился в Кентукки, в Элизабеттаун, где они с Нэнси начали семейную жизнь. Когда-то давно, ещё до Нэнси, он сватался к её подруге, дочери местного шерифа Саре Буш. Тогда Сара предпочла выйти замуж за некоего Джонсона, казавшегося более перспективным, поскольку занимал должность смотрителя местной тюрьмы. В 27 лет Сара стала вдовой, «бедной, но честной», как вспоминали о ней соседи. Ей приходилось обеспечивать жизнь троих своих детей. В декабре 1819 года Томас появился у неё без предупреждения и с фермерской прямотой перешёл к главному вопросу:

— Сара, мы знаем друг друга много лет, и мы оба потеряли супругов. У меня нет времени на ухаживания, и, если ты не против, давай поскорее поженимся.

— Томми, — отвечала Сара, — я хорошо тебя знаю, и я не против выйти за тебя замуж, но прямо сейчас я сделать этого не могу: прежде чем переехать к тебе, мне нужно отдать кое-какие долги.

— Дай-ка мне список этих долгов…

Томас в тот же день обошёл всех кредиторов, расплатившись сполна. Уже на следующее утро был заключён официальный брак, и Томас повёз Сару и троих её детей в Голубиный ручей {11} 11 См.: Herndon’s Informants. P. 85, 503. .

Сара взялась за наведение порядка решительно и энергично. Она убедила Томаса настелить дощатый пол, укрепить дверь и сделать полноценное окно. У входа в дом появились умывальник и мыло. Новая хозяйка починила поистрепавшуюся одежду Эйба, Сары и Дэнни, сшила недостающее, более того, «отмыла и оттёрла» детей от грязи — по её собственным словам, «привела их в более человеческий вид» {12} 12 Ibid. P. 106. .

А ещё Сара привезла с собой удивительные вещи: стулья, стол, большой сундук для одежды и даже комод ценой в 45 долларов! В доме Линкольнов появились настоящие столовые приборы и хорошее постельное бельё… Но для Эйба удивительнее всего были книги: «Грамматика» Уэбстера, «Робинзон Крузо» Дефо и феерическая «Тысяча и одна ночь». Про две последние Дэннис Хэнкс презрительно заявил: «Там одно враньё!» — «Но какое интересное враньё!» — отвечал Эйб.