Дмитрий Олейников - Авраам Линкольн

1220 миль с севера на юг, сначала по неспешным светлым водам Огайо, потом вниз по сильному и мутному потоку «отца вод» Миссисипи, по крупнейшей речной дороге страны. Стоя за тяжеленным рулевым веслом, обходя отмели и топляки, с опаской и восхищением наблюдая за двух- и даже трёхэтажными громадами пароходов, выменивая товары на сахар и табак с прибрежных плантаций, Эйб впитывал многообразный опыт. «Сахарный берег» в штате Луизиана запомнился ему весьма неприятным событием. Ночью на их стоянку напала банда — человек семь негров с дубинками, то ли беглых, то ли с ближайшей плантации. Грабители хотели поживиться товарами, но здоровенный Эйб и Аллен Джеймс сумели отбиться, отделавшись ушибами и царапинами.

А потом был Новый Орлеан, полный незнакомых лиц, звуков и даже запахов. Казалось, весь мир собрался в крупнейшем городе американского Юга, третьем по величине в Соединённых Штатах. Каждый день сюда приходило более сотни судов с разных концов света: из Гамбурга и Гаваны, Нью-Йорка и Нанта, Филадельфии и Рио-Гранде, Портленда и Гибралтара, Балтимора и Абердина… Бриги и шхуны, океанские парусники и речные пароходы, не говоря уже о лодках всевозможных размеров, двигались по широкой реке, казалось, хаотично. С них разгружали всевозможные товары Старого и Нового Света, от берега к складам и обратно сновали фургоны, повозки, телеги и тележки. На прибрежных улицах громоздились кипы хлопка, бочки с табаком и сахаром. Ближе к центру улицы были мощены булыжником, а каждый дом представлял собой произведение искусства. Над городом высился грандиозный трёхглавый кафедральный собор Святого Людовика с часами на центральной башне. Повсюду звучала незнакомая речь: в Новом Орлеане говорили не только на английском, но и на испанском, французском, португальском, ирландском, а также на смеси сразу всех этих языков: за полтора века «Нувель Орлеан» побывал французским, испанским и снова французским владением.

Плот они, как было принято, продали на дрова, а вверх по Миссисипи возвращались на пароходе, но не праздными пассажирами, а кочегарами (чтобы не тратиться понапрасну). Линкольн заработал 24 доллара, но по закону и традиции весь заработок отдал отцу.

Огромная река и огромный город изменили представления Эйба о масштабах его жизни. После Нового Орлеана старый мир Голубиного ручья заметно уменьшился в размерах.

Двадцатилетний Эйб проводил дома всё меньше времени. В полутора милях от него вокруг лавки Джеймса Джентри вырос городок Джентривилл, и там Эйб постоянно находил себе приработок: то в лавке, то в качестве помощника местного кузнеца.

На некоторое время им овладела мечта поступить на один из больших речных пароходов. Уильям Вуд из Джентривилла вспоминал, как однажды Эйб пришёл к нему домой и долго мялся, не решаясь заговорить.

— Эйб, что тебя так озаботило?

— Дядя Вилли, я бы хотел, чтобы ты дал мне рекомендацию для работы на каком-нибудь пароходе…

— Эйб, этого не позволяет твой возраст. Тебе ещё нет двадцати одного года.

— Я знаю, но я так хочу начать самостоятельную жизнь… {20} 20 См.: Beverage A. J . Abraham Lincoln. 1809–1858: In 2 vol. Boston; New York, 1928. Vol. 1. P. 89.

Эйб жил в ожидании совершеннолетия, по достижении которого мужчина получал по закону полную независимость от отца в выборе занятий и в распоряжении доходами. Пока же сын Томаса Линкольна по-прежнему валил лес и ставил изгороди, пахал землю и убирал урожай. Он, как и раньше, много читал и вдобавок стремился услышать побольше учёных речей, теперь уже не только проповедей, но и тех, что произносились в местных судах. В свободное время Эйб ходил в близлежащие городки Рокпорт и Бунвилл, когда там происходили судебные заседания, слушал выступления юристов и делал пометки. Много позже Линкольн признался, что во время одного из судебных заседаний в Бунвилле был настолько поражён яркой, сильной и убедительной речью адвоката Джона Брекенриджа, что впервые задумался над тем, чтобы начать изучать право и стать профессиональным юристом. Он подумал тогда: «Ах, если бы я мог произнести такую же великолепную речь, как эта, душа моя была бы полностью удовлетворена». Эйб даже нашёл учителя, Джона Питчера из Рокпорта; но, как тот потом вспоминал, отец Линкольна был слишком беден, чтобы отпустить сына и тем самым лишиться добытчика и помощника в повседневных фермерских заботах {21} 21 См.: Ibid. P. 90–91. .

А в самый канун совершеннолетия Эйба Томас задумал новый бросок на запад, вдогонку за убегающим фронтиром. Его привлекли плодородные земли прерий в новом штате Иллинойс. Их достоинства расписывал Джон Хэнкс, обзаведшийся семьёй и поселившийся близ только что появившегося городка Декейтера. Кроме того, вся округа была напугана известиями о новой волне эпидемии «молочной болезни». В конце 1829 года Линкольны продали участок матушки Сары в Кентукки, а затем обратили в деньги земельную собственность и скот в Индиане. Эйб понимал, что его помощь действительно очень нужна семье, и поэтому остался с отцом и Сарой после 12 февраля 1830 года, когда ему наконец-то исполнился 21 год.

В понедельник 1 марта начался последний дальний переход потомков Сэмюэла Линкольна на Запад. К этому времени из одной семьи выросло три: Дэннис Хэнкс женился на дочери Сары, Элизабет, а вторая дочь, Матильда, вышла замуж за «сквайра» Левия Холла. Всего в путь отправилось 13 человек. Не было с ними только родной сестры Эйба, Сары. Несколько лет назад она вышла замуж, но осенью 1828 года умерла при родах. Эйб попрощался с её могилой, с могилой «матушки-ангела» Нэнси, и Линкольны — Хэнксы — Холлы тронулись в путь.

Это был непростой двухнедельный переход: тяжёлые фургоны, запряжённые быками, преодолевали в день не более 10–15 миль, ибо двигаться приходилось либо по бездорожью, либо по размытым подобиям дорог. В гигантских лужах, почти озёрах, отражалось высокое весеннее небо. Мостов не было, и студёную воду ручьёв и речушек переходили вброд, разламывая намерзающий за ночь тонкий лёд. Перед одной из таких переправ собака Линкольнов отстала от каравана и появилась, когда все уже переправились. Бедное животное лаяло с дальнего берега, но боялось лезть в перемешанную со льдом воду, а поворачивать и переправлять обратно тяжёлый фургон Томас не собирался. Тогда Эйб попросил подождать и начал разуваться. «Я не мог представить, что мы бросим собаку, — рассказывал он много позже, — поэтому перешёл реку обратно и вернулся с дрожащим псом под мышкой. Прыжки радости и прочие изъявления собачьей благодарности стали достойным вознаграждением за этот неприятный дополнительный переход через реку».

К середине марта они достигли места, которое присмотрел для них Джон Хэнкс: в восьми милях от Декейтера, на высоком берегу реки Сангамон, на самой границе леса и степи. Пятеро мужчин быстро возвели надёжный сруб, амбар и коптильню, а потом расчистили 15 акров земли под пашню. К счастью, теперь не было необходимости сражаться с девственным лесом, как в Индиане, — нужно было «всего лишь» поднимать целину прерий. Впрочем, леса вокруг тоже было достаточно, и Эйбу пришлось вдоволь помахать топором и молотом. Спрос на изгороди был велик и в Иллинойсе, и расплачивались здесь, как и в Индиане, не деньгами: летом Эйб заработал выкрашенный корой ореха отрез грубой шерстяной ткани «джинс» на пошив штанов — по ярду [8] Ярд равен 91,44 сантиметра. за каждые 400 брусьев {22} 22 См.: Howells W. D . Life of Abraham Lincoln. Columbia, 1860. P. 24. .