Майкл Кейн - Взорви эти чертовы двери!

Лишь в конце 1950-х и начале 1960-х годов (на самом деле «шестидесятые» как эпоха начались в конце пятидесятых) драматурги стали писать пьесы и киносценарии о рабочих. «Оглянись во гневе» Джона Осборна, «Вкус меда» Шейлы Делэйни, «В субботу вечером, в воскресенье утром» Алана Силлитоу (три эти пьесы называли кухонными драмами); пьесы Гарольда Пинтера, в том числе «Комната», в которой Гарольд, как обещал, предусмотрел роль для меня, и его более известные поздние пьесы — «День рождения» и «Сторож». Целая плеяда молодых актеров из рабочего класса — Роджер Мур, Шон Коннери, Питер О’Тул и я — наконец пробилась к славе: нам стали давать интересные роли.

До шестидесятых кинозвезды воспринимались как недосягаемые, далекие, стоящие ступенью выше обычных смертных. Теперь все изменилось: зрители верили, что стоит им встретить нас с Роджером и Шоном в пабе — и мы угостим их пивом и вместе посмеемся. Рабочий класс перестал быть невидимым и достойным лишь жалости; к нам стали относиться как к крутым современным ребятам. И это было мне по душе.

Так что мне повезло. Правда, не слишком-то это полезный совет — ждать, пока повезет. Но, как говорится, на удачу надейся, а сам не плошай. Я всегда в это верил.

Когда подвернется шанс, будьте готовы. Я всегда был готов. К примеру, я всегда знал свою роль. Я выучивал ее так хорошо, что даже если бы меня ночью разбудили, то я бы смог произнести заученные строки; для меня это было не сложнее, чем рассказать алфавит или досчитать до десяти. Можете ли вы произнести заученные строки, одновременно занимаясь чем-то другим? Например, когда делаете омлет, собираете чемодан или догоняете кого-то на улице? Если нет, значит, и на пробах вы можете сбиться, ведь на пробах половина мозга парализована от страха, а другая половина пытается упомнить имена людей, с которыми вы еще минуту назад не были знакомы.

Не произносите строки мысленно или беззвучно, одними губами. Этому научил меня великий актер театра и кино Лоуренс Оливье. Если в строках содержится скороговорка или сочетание согласных, которое произнести действительно трудно, вы не справитесь, не проговорив их вслух. Ваш голос когда-нибудь казался вам неестественным, неубедительным? Это чувство не должно возникнуть на пробах, собеседовании, свидании, презентации. Практикуйте до тех пор, пока ваш голос не начнет звучать совершенно естественно. До тех пор, пока он не станет естественным. Если вам самом у он кажется неубедительным, как вы намерены убедить остальных?

Не тренируйтесь, глядя в зеркало. Это полезно лишь в том случае, если вы намерены играть однояйцевых близнецов. Я также не люблю тренироваться с помощниками, когда кто-то зачитывает мне роль собеседника в диалоге. Мне не нравится «заигрывать» диалоги: мне хочется реагировать на строки так, будто я слышу их впервые, как в настоящем разговоре. Но я обязательно прочитываю эти строки: без них непонятна логика слов и поступков моего героя.

Неудачные пробы, эпизодические роли без слов (также как и неудачные собеседования, презентации и первые свидания, закончившиеся фиаско) я склонен воспринимать не как провал, а как тренировку. Удача улыбается сосредоточенным, упорным и стойким; тем, кто, как резиновый мячик, каждый раз отскакивает, ударившись о стену. Мне обычно предлагали роль, увидев меня в небольшой, эпизодической роли; каждая следующая роль была крупнее и важнее.

Я получил роль в «Зулусах» благодаря целой череде совпадений. Продюсер Стэнли Бейкер должен был заметить меня в театре и вспомнить, что когда-то я сыграл незначительный эпизод в фильме «Гора в Корее» (к слову, я получил эту роль лишь потому, что служил в Корее: в этом фильме я также был техническим консультантом, хотя никто ни разу ко мне не прислушался). Роль, которую он для меня приготовил, должна была уйти другому актеру. Я должен был изобразить благородный британский акцент. Режиссер фильма никак не мог быть британцем: британец никогда не взял бы меня на роль офицера, и не со зла — просто классовые предубеждения у нас, британцев, в крови. А окажись тот бар маленьким, я успел бы уйти и хлопнуть дверью раньше, чем Сай Эндфилд меня бы окликнул. Повезло ли мне? Или дело все-таки в подготовке, сосредоточенности, упорстве и стойкости?

Другая череда событий должна была случиться, чтобы мне досталась главная роль в «Элфи». Во-первых, ничего этого не произошло бы, не реши Билл Нотон написать сценарий специально для молодого британского актера из рабочего класса. Его герой был нагловатым, но обаятельным, безответственным, но в душе печальным и одиноким повесой. (И позвольте прояснить раз и навсегда: мы с Элфи не одно лицо. Да, мы оба кокни и оба любим женщин, но на этом сходство заканчивается. Элфи относится к женщинам совсем не так, как я считаю правильным. Это не я, это всего лишь актерская работа.)

Когда не слишком удачную пьесу об Элфи решили экранизировать, несколько актеров отказались от главной роли. Сначала ее предложили Теренсу Стэмпу, но тот играл Элфи на Бродвее; несмотря на его блестящее исполнение, пьеса провалилась, и Теренс отказался. Другими кандидатами оказались Энтони Ньюли, Джеймс Бут и Лоуренс Харви — те тоже отказались. Наконец Джонни Гилберт, сын режиссера Льюиса Гилберта, предложил попробовать меня. (Еще один пример того, как дружба может пригодиться в нужный момент.) Льюис не знал меня, но Джонни сводил его на фильм «Досье Ипкресс», где я сыграл свою первую главную роль в кино — шпиона Гарри Палмера. Так-то меня и позвали в «Элфи», и фильм оказался хитом в Великобритании и Европе. Я получил первую номинацию на «Оскар». Кроме того, «Элфи» стал первой моей картиной, выпущенной на экране в Соединенных Штатах. Ради этого мне пришлось заново зачитать сто двадцать четыре строчки из диалогов: американцы никогда бы не поняли мой выговор кокни, о чем не преминула сообщить мне американская актриса Шелли Уинтерс, с которой мы вместе снимались. Она заявила, что во время съемок не понимала ни слова из того, что я говорю, и ей приходилось следить за моими губами, чтобы знать, когда вступить. Короче, мне крупно повезло с «Элфи», но не думаю, что дело в одной удаче.

Повезло мне и в другом. В молодости у меня было немало поистине ужасающих проб, когда от страха у меня тряслись поджилки, но я избежал самой унизительной и страшной для актера ситуации — когда в обмен на роль от тебя требуют секс (а порой и принуждают к нему). Мне ни разу не пришлось проходить кастинг через постель, я никогда не подвергался сексуальным домогательствам. Никто никогда не совершал никаких поползновений, ко мне всегда относились с уважением. Когда я в общей мужской раздевалке репертуарного театра в Хоршэме снимал штаны, становилось довольно тихо; но это был максимум реакции.