Феликс Медведев - После России

— Но вы принимаете эту систему или не принимаете?

— Такой постановки проблемы у меня нет. Она для меня, повторяю, реальность. С таким же успехом вы можете у меня спросить: «Принимаю я солнце или нет?» Я никогда не. ставил перед собой задачу свержения коммунизма или реформы его. Если бы я был сейчас в Советском Союзе, я не-принимал бы участия ни в каких оппозициях, ни в каких движениях. Это не мое дело. Скажем, если бы я был певец, я бы пел. У меня есть способность делать то дело, которое я делаю. И большего я не хочу. А кто и как это использует — не мое дело. Иногда мне говорят: «А не думаете ли вы, что ваши книги используют во зло?» Но кто судья и что считать злом, а что не злом, что может причинить зло, а что не может? Кроме своей собственной совести — других судей нет. В принципе я, русский человек, не хочу зла своей стране, моей родине. И я не собираюсь отрекаться ни от русской истории, ни от всего, что было. Вот Лермонтов, мой любимый с детства писатель, в предисловии к «Герою нашего времени» писал, что нужны горькие лекарства. А сейчас вся Россия заполнена разоблачительными сообщениями. Я же начал писать много лет назад, и, кроме того, то, что я делал, этого не делал никто и до сих пор еще не делает. Было принято считать, что все, кто выехал на Запад, это антисоветчики и непременно должны играть роль антисоветчиков. Я был единственным, кто по приезде сказал: «Я — советский человек». И потом все время это подчеркивал. И я не собираюсь отрекаться от «советскости».

Гора, которая родила мышь

— Ваши научные труды — препарирование марксизма. Что же могло вызвать к вам резко негативное отношение?

— Да, кандидатскую я писал о «Капитале» Маркса в 1954 году. Диссертацию запретили, она находилась в секретном фонде и циркулировала в машинописных копиях, которые были как бы предшественниками самиздата шестидесятых — семидесятых годов.

— Почему же ее запретили?

— В силу необычности подхода к теме. Ситуация случилась забавная. Я отказывался ссылаться на Сталина. И вы знаете, кто помог мне вытащить диссертацию на защиту? Александров, заведующий отделом ЦК. Он дружил с Марком Донским, а я благодаря Григорию Чухраю и Карлу Кантору, моим друзьям, был знаком с Марком Семеновичем. Я рассказал ему эту историю. Он поведал ее Александрову, который приказал выпустить работу, не читая. А кто же потом препятствовал утверждению моей работы? Так называемые либералы, прогрессисты. В моей судьбе переплелись два совершенно различных аспекта: отношение среды ко мне и политический аспект. Люди, для которых я был неприемлем как ученый и как писатель, использовали политическую ситуацию, чтобы помешать мне проявиться. Если бы сейчас советским писателям предложили проголосовать — публиковать книги Зиновьева в СССР или нет, то, уверяю вас, подавляющее большинство высказалось бы против.

Почему? Потому что мои книги нарушают принятый в литературе порядок. Логика — аполитичная наука. Почему. спрашивается, мои коллеги так набросились на меня? Потому что я создал мою собственную логическую концепцию, которая сводила на нет все. что они делали.

Когда я приехал сюда, меня пытались изобразить жертвой режима, но я заявил, что я не жертва режима, режим — моя жертва. Режим от меня пострадал больше, чем я от него. Я — характерный пример действия тех законов коммунальности, которые сам описывал. Одним из проявлений этих законов является то. что для необычного писателя, для писателя-новатора главный враг — другие писатели, а не какие-то политики, как для ученого — ученые, для артиста — артисты… Но одно дело, когда в стране полсотни писателей, и другое — когда их десятки тысяч.

— Вы знаток Маркса. Мы сегодня критически подходим к тому, насколько его теория оправдалась практикой. Какова вата точка зрения на этот счет?

— Марксизм — явление сложное. Те, кто сегодня отвергают марксизм, как правило, его не знают. Мое отношение к нему было критическим с самого начала. Но я не отвергал марксизм. Я его изучал. Досконально, основательно. как логик. В Москве есть немало людей, которые вам могут подтвердить, что вряд ли в мире найдется кто-то еще, кто знает «Капитал» так, как знает его Зиновьев. Я считал и считало марксизм не наукой, а идеологией, величайшей идеологией в истории человечества. То, что его сейчас оплевывают и во многом отбросили, не значит, что марксизм ничто. Я видел свою задачу не в том. чтобы его отбросить, а в том, чтобы его преодолеть, сотворив что-то получше. И я думаю, мне это удалось, я построил свою концепцию, которая лучше марксистской. Да, да, не удивляйтесь. Одним из сильнейших аспектов марксизма был диамат. Нынче он во всем мире дискредитирован и оплеван. А между тем это огромная потеря для человечества. Без диалектического материа-члизма понять современный мир, и в особенности советское общество, абсолютно невозможно. В марксизме многое переплелось, были сделаны огромные открытия. Скажем, марксистская критика капитализма в огромной степени сохраняет свое значение и для современности. Марксизм — явление культуры. Но знаете, что произошло в Советском Союзе? Сделав марксизм государственной идеологией, его вульгаризировали. Появилось огромное количество идеологов, профессионалов-марксистов. Их интеллектуальный уровень чрезвычайно низкий, это в основном бездарные люди. Они довели марксизм до состояния, достойного насмешки. А ведь произведения Маркса, Энгельса, Ленина — величайшие явления в истории культуры, а такие сочинения Маркса, как «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», или Энгельса «Крестьянская война в Германии», или ленинские работы, — это великолепные памфлеты, замечательные по своему интеллектуальному уровню. А марксизмом принято считать то, что получилось на деле. Как говорит один из моих литературных героев: «Гора марксизма родила мышь — работу Сталина о диалектическом и историческом материализме и всю последующую вульгаризацию идеологий». Теперь другое. Советская идеология, которая считается марксизмом-ленинизмом, в массе своей явление довольно жалкое. И, кстати, одной из причин кризиса советского общества является именно жалкое состояние идеологии, жизненная ее неспособность, неадекватность времени. Но и это не означает, что марксизм есть вздор.

— Вы так жарко отстаиваете марксизм, хотя во всех ваших произведениях вы его критикуете, развенчиваете? Как это понять?

— Да. мои книги полны издевок. Но я издевался над марксизмом, имея перед собой его реальных носителей — советских философов, пропагандистов… Если взять нынешнее интеллектуальное состояние советского общества, оно достойно презрения и насмешки. Вот и в моей последней книге — «Катастройка» я продолжаю эту критическую линию.