Михаил Колесников - Все ураганы в лицо

И вдруг в зале — он… Прошел, стараясь не обращать на себя внимания, сел на свободное место и вот уже что-то пишет, чуть склонив набок лобастую голову.

Фрунзе поднимается, говорит громко, чтобы слышали все:

— Товарищи! На съезде присутствует Владимир Ильич Ленин!.. Попросим товарища Ленина выступить…

Долгое кипение рукоплесканий. Ленин на трибуне. Он отвечает на самый главный, на самый наболевший вопрос:

— Не ждать созыва Учредительного собрания, а немедленно и организованно захватывать помещичьи земли!

А в перерыве Ленин кладет руку на плечо Фрунзе.

— Мне рассказывали о ваших делах, товарищ Арсений… Организация крестьянского движения, фронт, рабочий контроль, милиция — все очень важно, очень важно. Введение рабочей милиции имеет гигантское, решающее значение, как практическое, так и принципиальное… Не забыли Стокгольм? «Университет» на Талке… Я хорошо запомнил, как иваново-вознесенцы с первых же дней стачки закрыли все винные лавки…

Характерный ленинский смешок. А взгляд пристальный, взгляд человека, мысль которого продолжает напряженно работать даже тогда, когда он разговаривает с вами.

На съезд съехались делегаты со всех концов страны. Фрунзе старался разыскать иваново-вознесенских, шуйских, владимирских. Ему повезло. Он познакомился с молодым солдатом Борисовым из Шуи.

— Кто: эсер, меньшевик, большевик?

— Большевик, товарищ Михайлов. А вы, судя по выступлениям, тоже большевик.

— Угадали. Что делается в Шуе, в Иванове? Жиделев вернулся из ссылки?

— Вы знаете Николая Андреевича?

— Очень даже хорошо. Где Варенцова Ольга Афанасьевна, где Федор Никитич Самойлов, Алексей Семенович Киселев, Василий Петрович Кузнецов?

— Да вы, оказывается, всех наших знаете!

— Ваши-наши, — рассмеялся Фрунзе. — Рассказывайте. Да все по порядку, не скупитесь на слова.

Солдат рассказал, что в Иваново-Вознесенске, в Тейкове, Кохме, Родниках и в других промышленных центрах Советы почти полностью в руках большевиков. А вот в Шуе чувствуется влияние эсеров.

— Опять эсеры! Выплыли. Да что же вы их не разгоните?

— Сил не хватает. В Шуе нас всего двадцать пять большевиков.

Борисов уехал. Фрунзе остался в Петрограде редактировать резолюции съезда. Такое дело нельзя было доверить эсерам. И неожиданно пришла телеграмма из Шуи:

«Если вы наш шуйский Арсений, то рабочие Шуи просят вас приехать».

Фрунзе с невероятной силой потянуло в Шую. Он ответил: «Я тот самый Арсений. Приеду». Но пришлось вернуться в Минск: надо отчитаться перед крестьянами, выбравшими его делегатом, рассказать о выступлении Владимира Ильича.

Это было какое-то особое время для Фрунзе. В Минске он, как в дни Иваново-Вознесенской стачки, организовал «социалистический университет» — курсы для подготовки агитационно-пропагандистских работников Минского комитета РСДРП(б), читал им лекции, рассылал агитаторов в волости, на заводы, на фронт, устанавливал связи с парторганизациями Западного фронта. В тот день, когда Временное правительство погнало русские войска в наступление, он провел в Минске грандиозную антивоенную демонстрацию, редактировал «Крестьянскую газету», принимал участие в конфискации помещичьих земель.

В Минске стояла Кавказская кавалерийская дивизия. Фрунзе не замедлил связаться с председателем одного из полковых комитетов, который был также заместителем председателя дивизионного комитета, Семеном Михайловичем Буденным. Бравый, усатый кавалерист пока не причислял себя ни к одной из партий. Фрунзе и Мясников решили сделать из него большевика. Они стали приглашать его на заседания Совета рабочих и солдатских депутатов, связали с Минским горкомом партии. И словно бы само собой получилось, что Буденный стал считать себя большевиком, а вся деятельность солдатского комитета дивизии проходила теперь под руководством горкома партии и лично Фрунзе.

Вскоре, однако, дивизию перебросили в Гомель. Но Фрунзе продолжал поддерживать связь с Буденным через надежных людей.

Состоялся Второй съезд крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний. Председателем этого съезда делегаты избрали Фрунзе. Его на руках внесли в президиум.

Это был триумф большевистской политики по крестьянскому вопросу. Фрунзе встал во главе крестьянского движения. Он сделался самой ненавистной фигурой для белорусской буржуазии.

Обстановка вокруг него накалилась до предела.

Тут же, на крестьянском съезде, к нему подошел губернский комиссар Авалов. Он был раздражен, грыз ногти. Сунул Фрунзе под нос буржуазный листок.

— Вот читайте, что пишут именитые граждане Минска. Доигрались!.. Они считают вас врагом белорусского народа и требуют вашей высылки из пределов Белоруссии. Знаете, кто вы, по их мнению? Племянник германского кайзера Вильгельма, засланный для присоединения Белоруссии к Германии. Ведь вы противозаконно общались с германскими солдатами и разговаривали с ними по-немецки… Мы вынуждены отстранить вас и поставить начальником милиции другого человека.

Фрунзе рассмеялся, легонько взял губернского комиссара за локоть.

— Как относятся ко мне белорусские крестьяне, вы имели случай видеть сами. Ну а что касается клеветона в желтой газетенке, то я знаю авторов: они все из того же национального комитета. Это они через вас посылают телеграммы Временному правительству, требуя присылки карательных экспедиций для подавления крестьян. Карательные экспедиции против народа!.. А где же революционность Временного правительства? Знаю, кого вы прочите на должность начальника милиции: эсера Нестерова. Но опять же вы имели возможность убедиться, что Нестеров не пользуется авторитетом у народа: ведь вы предложили избрать Нестерова председателем съезда, а крестьяне его забаллотировали. Губернский комиссар должен прислушиваться к гласу народному. А вот что думает народ по поводу того, являюсь ли я племянником кайзера и кумом Джолитти. Уж «Минский голос» вы не можете заподозрить в симпатиях ко мне.

Авалов скользнул взглядом по странице развернутой газеты.

— «Мы знаем, что человек, в течение двенадцати лет боровшийся за свободу народа в рядах социал-демократической партии, два раза приговоренный к смертной казни и отбывший шесть лет тяжелой каторги, не был и не может быть врагом народа…»

И на этот раз губернский комиссар вынужден был отступить.

— Значит, вы не принимаете отставку, господин Михайлов?

— Я не министр. Вот если Керенский уйдет в отставку, тогда и я сложу с себя полномочия начальника милиции. Обещаю.

— И как это нужно понимать? Приверженность или наоборот?

— А тут уж сами догадайтесь.

«Формально он неуязвим. Но его нужно сместить! Он плюет и на думу, и на меня, издевается над Керенским и вообще над Временным правительством. Вот и напишу донесение прямо на имя Авксентьева или самому премьер-министру. Пусть официально прикажут арестовать за противозаконные действия по отношению к крупным землевладельцам…»