Паоло Кондо - Тотти. Император Рима

Должен отметить, что игра Дель Пьеро была превосходной, потому что после удаления Дзамбротты Дзофф не стал использовать замену, но просто попросил Але сыграть на двух позициях: 4-4-1 с его смещением на бровку. Если бы речь шла обо мне, менее выносливом, то я спустя некоторое время был бы заменен. Но Дзофф сначала выжал все из Индзаги, убрав его в середине второго тайма и выпустив стайера Дельвеккио, потом бросил в бой Пессотто вместо Альбертини, укрепляя оборону, и наконец, на 83-й минуте, отправил на поле и меня, надеясь, что я принесу результат. Помешали этому несколько сантиметров: я подхватил мяч в нашей штрафной и длинным пасом немедленно отправил его вперед, выведя Марко один на один. Момент для гола был очень опасный, и это было бы ограбление века, но Ван дер Сар отвел угрозу на угловой. Наступило дополнительное время, но атмосфера прояснилась. Стрелка на шкале энергии голландцев была уже близка к нулю, и мы почувствовали себя непобедимыми, как те триста при Фермопилах: это пример, который я люблю приводить, потому что несколько лет спустя я пошел посмотреть фильм «300 спартанцев» и, как только понял соотношение сил на поле боя, сказал: «Как в двухтысячном, в матче с Голландией», чем вызвал смех окружающих. И очередь за автографами на протяжении всего фильма, но это уже другая история.

Серия пенальти. Первая мысль была позитивной: у нас хорошие пенальтисты, об этом говорили тесты на тренировках. Вторая – не столь радостная: на последних трех чемпионатах мира мы проигрывали серию пенальти, так что некоторый комплекс у нас был. Дзофф собрал всех ненадолго у скамейки, чтобы определить пенальтистов. Я посмотрел на своего друга Ди Бьяджо, он явно волновался, вспоминая решающую ошибку двухлетней давности в Париже. Дзофф назвал его, он тяжко кивнул и предупредил тренера, который готовился распределить порядок ударов:

– Мистер, я пробью, но поставьте меня первым – чем раньше, тем лучше.

Когда он отправился к «точке», которая должна была казаться ему лобным местом, лицо у него было как у привидения. И я поддержал его моральный дух убийственной репликой:

– Мамм’, какой же этот Ван дер Сар длинн’, как осьминог!

Он оглянулся, послал меня сами понимаете куда, но состроил гримасу, которая должна была напоминать полуулыбку. И все же забил. Моя заслуга, а? Ну, в какой-то мере?

К тому времени все уже поняли, что это был день Тольдо. Он отбил еще один пенальти Де Бура так, как будто это была самая естественная вещь на свете, и было видно, что соперники, подходящие следующими к «точке», были в полной панике. Пессотто забил свой пенальти (неберущийся удар в угол), Стам обязан был ответить результативно. Но если ты не решил, куда будешь бить, то обязательно промахнешься, и Стам запустил мяч на трибуну. Мы повели в серии 2:0, и настала моя очередь.

Уже за несколько дней до матча мы завершали тренировки отработкой пенальти. Пока за нами смотрели Дзофф и Рокка, его помощник, я бил свои пенальти классически – сильно и в угол. Когда же они уходили, разрешая поработать еще пять минут, я начинал тренировать «паненку» – удар по центру ворот, издевательство над голкипером, прыгающим в угол. Словом, «черпачок». Насколько я знаю, такой удар впервые исполнил Антонин Паненка, игрок сборной Чехословакии, в финале Евро-1976 – того самого года, в котором я родился. Это очень рискованный трюк, потому что голкиперу, который решит не двигаться до удара, ничего и делать не нужно будет, кроме как принять такой «пас» от пенальтиста. Но если ты достаточно хорош в сокрытии своих намерений до последнего, ты забиваешь почти наверняка, так как девяносто процентов голкиперов выбирают угол и прыгают туда. На тренировках тех дней я пробовал «паненку» с Тольдо, и прежде всего – с Аббьяти. И каждый раз, когда удар получался, я, переполненный гордостью, заявлял, что, случись мне бить пенальти в игре, я пробью именно так. Это вызвало насмешки ребят:

– Трепло…

– Ага, так тебе и поверили…

Улыбался Неста, смеялся Мальдини, гыгыкал Индзаги, хохотал Ди Бьяджо, а я предупреждал их:

– Вот ес’ я буду бить, то увид’…

И вот я бью, и у меня нет выбора: я должен ударить «паненкой», иначе навсегда стану Треплом. Да, именно так, с большой буквы. Это покажется странным и даже неуместным, что в такой важный миг в спортивной судьбе нации я боялся возможных последующих насмешек, но это абсолютная правда. И так было всегда. Если ты идешь бить решающий пенальти и думаешь о миллионах людей, которые переживают у экранов, то тебя гнетет давление и заканчиваешь ты тем, что бежишь пинать угловой флажок. Если же живешь мгновением, живешь с легкостью ставки в спортбаре, то все становится намного легче.

– Сча’ я ему «черпачо’» сдел’, – шепнул я Ди Бьяджо, когда шел мимо него к Ван дер Сару, и услышал его «нет, нет!» – приглушенное, потому что если бы услышали его и голландцы, то, возможно, могли бы что-то заподозрить и подать знак голкиперу, что я готовлю что-то нестандартное.

И ВОТ Я БЬЮ, И У МЕНЯ НЕТ ВЫБОРА: Я ДОЛЖЕН УДАРИТЬ «ПАНЕНКОЙ», ИНАЧЕ НАВСЕГДА СТАНУ ТРЕПЛОМ. ДА, ИМЕННО ТАК, С БОЛЬШОЙ БУКВЫ.

Черт. Я прикалывался над Луиджи перед его ударом, чтобы сбросить его напряжение, но теперь я видел Ван дер Сара перед собой, и он действительно напоминал осьминога. Оранжевая стена болельщиков за его спиной впечатляла, ворота внезапно стали маленькими. Я очень боялся не забить, но замысел был нерушим. Никаких приколов. Только хирургическая точность. «Паненка» вышла на загляденье. Я издевательски перекинул голкипера, который пытался обмануть меня, двинувшись влево и прыгнув вправо: кажется, что мяч пролетает рядом, но он недостижим, потому что вес тела в падении не позволяет вратарю сделать движение, которого было бы достаточно. 3:0 в серии в нашу пользу, и никто не назовет меня Треплом. Я смотрел на ребят и видел их ошеломленные лица, а Индзаги положил ладонь на лоб, как бы говоря: «Вот шизик!» Я пересекся взглядом с Тольдо – он, смеясь, встал в ворота, как будто все уже закончилось, как будто он уже ждал не дождался начала финального матча. На самом деле чуть позже он вновь оказался в центре внимания: Клюйверт забил, Мальдини ошибся, но Франческо парировал следующий удар, от Босвелта, и оформил этим наш выход в финал. Я подбежал к нему одним из первых, чтобы запрыгнуть на него и потрепать его по затылку.

– Каланча, Каланча! – кричал я ему.

Мы его так прозвали. Обожаю тебя, Каланча!

Финал же историей со счастливым концом не стал. Мы это в какой-то мере чувствовали, наблюдая за вторым полуфиналом, болея за Португалию и против Франции. Зидан со товарищи – чемпионы мира, объективно они были сильнейшей командой. В первом тайме они контролировали игру, но наша оборонительная тактика была спланирована как надо, и к перерыву мы пришли невредимыми, а во втором тайме начали проявлять свои качества. Я провел отличный матч, один из лучших в футболке сборной. К примеру, отдал пас пяткой на Пессотто, тот навесил на Дельвеккио, который и забил в касание. Передача была гениальной, учитывая то, что меня опекали двое французов и в теории возможности сделать передачу у меня не было. Еще я организовал голевой момент, в котором мы могли забить второй мяч (к тому времени мы его уже заслуживали), но Дель Пьеро промахнулся, как это случалось и со мной, и со всеми другими в тысячах эпизодов. Я говорю это потому, что та кампания, которая впоследствии была организована против него, не имела смысла, но очень его угнетала. Игрок, который ошибся, платит за это сразу же, в раздевалке после игры, когда мечтает остаться один на один со своей горечью, но вынужден терпеть похлопывания партнеров по плечам; конечно, они хотят подбодрить, но эти похлопывания лишь увеличивают тяжесть груза на этих самых плечах. Иногда, после того как радость вдруг превращается в кошмар из-за нехватки нескольких секунд, в поиске козла отпущения бывает что-то жестокое. Через это прошел и я, пусть и не в такой степени: меня обвиняли в том, что я недостаточно долго держал мяч в зоне атаки в ту проклятую последнюю минуту компенсированного времени.