Паоло Кондо - Тотти. Император Рима

Чтобы было более понятно: сегодня в раздевалке «Ромы» все говорят на английском, и мне это по-прежнему казалось ненормальным. Ради бога, мы все можем что-нибудь промямлить на английском, и всегда было так, что иностранцам помогали, пока они не выучат итальянский. Но сейчас многие и не пытаются его учить – все знают, что останутся в Риме на год или два, так чего напрягаться? Как результат, в раздевалке вроде нашей, которая в те времена могла сплотиться вокруг капитанов-римлян – от Ди Бартоломеи до Бруно Конти, от Джаннини до меня и Даниэле, – сегодня разговаривают как в раздевалках «Арсенала» или «Челси». Что? Это нормально? Да ладно! Сборная образца 2006 года была плодом многих лет богатого выбора и общего пути, который все проходили через молодежные команды. Помните мой гол в ворота Мексики на молодежном чемпионате мира в Японии и Буффона, который бежал через все поле, чтобы обнять меня? Это был 1993-й, а мы оба уже были партнерами по сборной.

Другой аспект сегодняшнего времени, который я нахожу губительным для командного духа, – это смартфоны, с их возможностями (в остальных отношениях – фантастическими), которые позволяют тебе перенестись на другой конец света и отключиться от окружающих в любую минуту. В том числе в те минуты, когда ты должен жить динамикой команды. Сборная 2006-го, как и все команды того времени, приезжала на стадион на автобусе, слушая одну и ту же музыку из орущих динамиков Матерацци. Не только знаменитую « Seven Nation Army » – были и другие песни, которые нас заводили как пружину уже одним тем фактом, что мы слушали их вместе. В последующие годы в «Роме» я много раз предлагал вернуться в прошлое – выключать телефоны, никаких наушников, общая музыка. Но это уже невозможно, у всех находятся причины для того, чтобы держать телефон включенным: кто-то должен жене позвонить и сказать, в какой кассе для нее оставлены билеты, кто-то ждет сообщение в WhatsApp от друзей, которые должны сказать, в каком ресторане встречаются после матча, кто-то хочет знать до самого стартового свистка, какая у ребенка температура… Все это нужно, но насколько же сильно это отдаляет тебя от других!..

Когда до матча остается час и ты знаешь, что вскоре надо будет жертвовать собой ради других и что другие будут жертвовать собой ради тебя, то партнеры по команде становятся твоей семьей, твоим убежищем, твоим стимулом. Ты не можешь общаться с ними как с посторонними, это тебе не коллеги в офисе. Они – братья, и итог будет один для всех: не бывает так, что ты выиграл, а они проиграли. Личные эмоции должны синхронизироваться с командными, и пусть это и покажется странным, но одна песня, прослушанная всеми в автобусе, способствует пониманию на поле. Закончу отступление заметкой о своем последнем сезоне: все полагали, что постарели мои ноги, хотя на самом деле я из-за этих постоянных мыслей, этой ностальгии, чувствовал себя постаревшим головой. Постаревшим, но не выжившим из ума; и теперь, на своей новой должности, я еще не раз вернусь к вопросу о том, как надо заводить пружину…

Вернемся к рассказу об отъезде в Германию и о климате доверия, который мы чувствовали, общаясь между собой, в отличие от того тяжелого духа, который витал вокруг «Кальчополи» [22] Коррупционный скандал в итальянском клубном футболе. Расследование широко освещалось в прессе с мая по август 2006 года. . На эту тему было собрание в самом начале нашей подготовки, и мы единогласно приняли два решения: игнорировать любые вопросы по этому делу от журналистов и не говорить об этом между собой, даже не шутить, потому что все мы были глубоко убеждены в порядочности всех наших игроков. Не в порядочности начальства (материалы в прессе уничтожали их каждое утро), а в том факте, что у Буффона, Каннаваро, Дель Пьеро и других игроков «Юве» не могло быть ничего общего с «Кальчополи». И, понимая сложность их положения, лучше было избегать даже шуток. Признаюсь вам: когда пошли слухи, что игроки «Юве» могут уйти из команды в том случае, если клуб накажут, я навострил уши, чтобы не пропустить ничего, связанного с Буффоном. Из уважения к Джиджи напрямую я его никогда об этом не спрашивал (кроме той ночи, когда мы праздновали в Большом цирке, в необычной и немного нетрезвой обстановке). Однако если бы прозвучало хоть полслова, заключающее в себе вероятность его перехода, то я терзал бы его, пока он не согласился бы приехать в «Рому». Но Джиджи не дал мне такой возможности.

Так или иначе, но по мере того, как приближался первый матч, все другие разговоры прекратились. Нас ждала Гана, дерзкая африканская команда, богатая игроками хорошего уровня, которые выступали в Европе; сказать, что мы их боялись, – это было бы слишком, но и обойтись одним только «уважением» было бы трудно, потому что это термин мягкий, он недостаточно передает мысль. Было большое беспокойство, вот да, слово «беспокойство» тут хорошо подойдет. Мы начинали на четвертый день турнира, 12 июня, и накануне, перед тем как вылететь в Ганновер, отметили, что к Германии, Англии и Аргентине, которые провели свои первые матчи без феерии, но получив по три очка, присоединились и Нидерланды. Я всем им завидовал, они уже дебют провели, но внутри каждого из нас росла дикая жажда футбола, стремление испытать себя, сражаться, и это было желание, которое охватывало и увлекало нас, как тамтам, который мешает уснуть. Напряжение было очень велико. Я не мог заснуть и после обеда, поэтому сначала немного посмотрел другую игру нашей группы, в которой Чехия довольно легко победила сборную США, а затем, в оставшиеся полчаса, попросил парикмахера постричь меня. Я решил сделать это спонтанно, без каких-либо причин – мне это подсказало настроение, и я к нему прислушался. Я как будто хотел начать чемпионат мира другим, не таким, как был до него, и требовались внешние изменения, чтобы это подтвердить. На собрании в 18.45 многие смотрели на меня вопросительно, но, вспоминая об этом сейчас, я понимаю, что удивлялись только те, кто был в запасе. Мы, игроки стартового состава, названные Липпи один за другим, затаили дыхание, как при апноэ.

Бабах! Свисток бразильского арбитра прозвучал как выстрел из стартового пистолета. Я играл под Тони и Джилардино, схема была очень атакующей, а намерения Мистера – предельно ясны: начать нужно было мощно, чтобы и повысить самооценку всей команды изнутри, и создать в глазах соперников образ очень опасной сборной. Самым сильным игроком у ганцев был Майкл Эссьен, быстрый опорник, за которого «Челси» по просьбе Моуринью отдал кучу денег «Лиону». Я периодически сталкивался с ним, но постоянно меня опекал Эрик Аддо, полузащитник голландского «ПСВ». И когда я пытался от него отклеиться, я оказывался в зоне ответственности Пейнтсила, который в какой-то миг нанес мне сильный удар по оперированному голеностопу, и хорошо, что ему не удалось попасть в самое уязвимое место. Как бы то ни было, ганцы были серьезными соперниками, физически сильными, неплохими в техническом оснащении и отнюдь не профанами с точки зрения тактики. Начало было за нами, я находил между линиями хорошие разрывы, если играть в касание, максимум – в два. Жаль только, что неожиданный (не для нас, разумеется) пас Пирло к штрафной обернулся моим плохим завершением атаки с шестнадцати метров. Я при ударе отклонил корпус слишком сильно назад, и получилось что-то из регбийного матча. Вскоре, когда уже я разыгрывал угловой с Пирло, Андреа придумал отличный гол с угла штрафной. Это была заготовка, которую мы вызубрили на теоретических занятиях, но, конечно, я не могу назвать свой пас голевой передачей. Все исполнил Андреа, и мы вышли вперед. Лучшее, что я сделал в том матче (во всяком случае, то, что сделал неплохо), – это лазерная точность паса на Джилардино в начале второго тайма; увы, голкипер не дремал. Вскоре я вновь получил удар от Пейнтсила, и, несмотря на то что фол не повлек за собой последствий, Липпи предпочел заменить меня на Каморанези. Так было правильнее. Нам нужно было оборонять преимущество, и схема 4–4–2 была вполне пригодным блиндажом для этого, а на последних минутах Куффур, мой римский одноклубник, ошибся в передаче на вратаря и тем самым позволил Яквинте забить второй мяч. Триумф. Я с финальным свистком подскочил со скамейки, поливая водой Чиро Феррару, который был там в качестве ассистента Липпи, в то время как из динамиков ганноверского стадиона гремела « Azzurro » в исполнении Адриано Челентано.