Паоло Кондо - Тотти. Император Рима

Моя эволюция, как я уже говорил, происходила и на поле, и за его пределами. Я оставался застенчивым в общении со взрослыми – это то, над чем я должен был работать, – но с другими ребятами отношения развивались хорошо, к моему слову прислушивались, моя личность раскрывалась. Лето 1989 года стало особенным, потому что подписание соглашения с «Ромой» мне явно придало новую уверенность. Не самонадеянность, у меня никогда ее не было, а уверенность в ресурсах, которые есть во мне, вот. Тем летом случилось и другое важное событие. Наряду с обычным отдыхом в доме в Торваянике мы съездили в Тропеа, в семейный кемпинг, в компании родственников. Это красивое место, безопасное, и наша банда кузенов была огромна: родители отпускали нас до позднего вечера без особых затруднений. Среди друзей, которыми мы обзавелись, оказалась одна очень красивая девчонка, Джулия, ей было шестнадцать лет, она тоже отдыхала и пользовалась такой же свободой. Риккардо и другие вертелись вокруг нее, а я поглядывал на нее тайком, потому что она была действительно красивой, но жаль, что такой взрослой – на три года старше меня… Однажды вечером я пришел к месту нашего общего сбора раньше других и нашел ее там одну. Она улыбалась мне так, как будто бы ничего другого не ожидала.

– Привет, Франческо, пройдемся по пляжу?

– Конечно.

Она взяла меня за руку, мы прошли первые ряды шезлонгов, освещенные прожекторами, углубились в зону, погруженную в темноту. Шезлонги, шум прибоя. Не теряя времени, Джулия меня поцеловала. Потом мы сели, снова принялись целоваться и уже не останавливались. Удивление сменилось приятным чувством, Джулия направляла мои руки и помогала справиться со смущением, которое перешло в желание. Она следовала моим движениям, гладила мои волосы, когда все закончилось, когда первый раз пришла и стихла гормональная буря и снова вернулись смущение и удивление. Мы возвратились на площадь, держась за руки, не говоря ни слова, под взглядами других – сначала заинтригованными, а потом изумленными. Когда мы вернулись в кемпинг, ночью, я рассказал все Риккардо.

– Нас десяток сохнет по ней целую неделю, а она выбирает тебя! Сопляка! – восклицал он. – Не знаю, смеяться или плакать.

Мне жаль. Нет, неправда: мне не жаль.

Моим первым тренером в «Роме» стал Франко Суперки. В бытность вратарем он выиграл скудетто в составе «Фиорентины» и еще один – в «Роме», будучи запасным голкипером. Это придавало ему серьезный вес. Он тренировал команды U-15, у него были четкие идеи относительно моей позиции на поле и номера на футболке: я «десятка», располагаюсь под двумя нападающими. Я знал, что в клубе хотели, чтобы я играл чистого форварда, но Суперки верил своей интуиции, он считал, что не было смысла заставлять меня ждать, когда мяч придет в атаку, я всегда должен был находиться в сердце игры. Руководство к нему прислушивалось, и, даже когда я перешел на следующий уровень, региональный, позиция и номер остались прежними. Мой рост продолжился и при тренере Марио Карневале, и это было совершенно логично, потому что за мной наблюдал Джильдо Джаннини, отец моего идола Джузеппе: Джильдо вместе с Джузеппе Лупи отвечали за молодежный сектор «желто-красных». Джаннини несколько лет наблюдал за мной, а первым, кто обратил его внимание на мои качества, был синьор Трилло, еще во времена «Фортитудо».

– До получения мяча ты не сделал ничего, – шутил он, детально разбирая мою игру. Он был без ума от меня, потому что я напоминал ему то, каким был его сын Джузеппе. «Принц». Капитан «Ромы».

По воскресеньям я ходил на стадион, подавая мячи в матчах Серии А. Кульминацией этого сезона стал чемпионат мира, «Олимпико» закрыли для проведения работ, которые становились все более лихорадочными, и «Рома» играла домашние матчи на «Фламинио», где зрители сидели очень близко к полю, потому что там нет беговых дорожек. Это были очень счастливые дни с разных точек зрения. Тогда чемпионату Италии не было равных в мире, и, стоя у кромки поля, можно было восхищаться чемпионами, «воруя» у них мастерство. Оставаясь «романистой», я сходил с ума от того, как бил внутренней стороной стопы Хесслер: кто-то другой пахал бы землю, чтобы так пробить, у Томаса же была идеальная чистота касания. Я говорил о разных удовольствиях от этих дней. Среди них было, например, то, что команда в том году была не бог весть какая, тифози злились и забрасывали игроков монетками, которые мы, храбрые болл-бои, собирали. И прятали в карманы. Одна неудачная игра могла принести десять-пятнадцать тысяч лир каждому. Мы все болели за «Рому», но, если она играла плохо и уступала, это было маленькое (маленькое, не большое) утешение. Опыт болл-боя позже открыл мне двери на чемпионат мира. Нас выбрали тридцать человек – пятнадцать из «Ромы», пятнадцать из «Лацио». Перед финальным матчем между Германией и Аргентиной Кубок мира прибыл на стадион на гольф-каре, он был как святыня. Когда машина остановилась около меня, я не вытерпел: набрался смелости и протянул к нему руку. Касание было как электрическое, я был взбудоражен одной лишь мыслью о том, что дотронулся до него, как и другие мальчишки, среди которых был и Давиде Липпи. Если бы я только знал, что через шестнадцать лет мы вместе с его отцом поднимем этот кубок в берлинское небо…

Мама возила меня каждый день на «Тре Фонтане», придерживаясь привычки учить в машине мои уроки и пересказывать их мне по дороге домой. Ее усердие впечатляло, и я очень разозлился, когда полностью провалил экзамены – я этого не заслуживал. История была такая: в мае мы с командой должны были ехать на Сардинию для участия в турнире. Неприятность заключалась в том, что футболистом-школьником был не только я – в «Ромулеа», «Альмасе» и других клубах таких ребят набралось еще четверо, и это был период турниров. Итак, мы впятером отсутствовали, минимально необходимого количества учеников для школьной экскурсии в Неаполь не набралось, поездку отменили. Был жуткий скандал, классная руководительница вызвала родителей футболистов и с недовольным лицом выговаривала им, что школа важнее футбола. Учителя музыки, английского и математики задумали месть: задания в билетах были известны заранее, но когда мы пришли сдавать экзамены, выяснилось, что вопросы в билетах уже совершенно другие. Все. Немая сцена. Восстали учителя итальянского и физкультуры (Вито уже не было), которые поняли коварство, но результат не изменился: интересы школы перевесили интересы футбола.

Президент «Ромы», сенатор Дино Виола, человек, при котором команда завоевала скудетто в 1983 году, был настоящей легендой. У меня немного дрожали колени, когда он пришел навестить нас на праздновании Рождества 1990 года, и, будучи представлен ему, я уже не оставался без его внимания. Сенатор был очень истощен и болен, рядом с ним всегда находились два человека, готовые его поддержать, и я пожимал ему руку со всей осторожностью, так как боялся сделать ему больно.