Виктор Топоров - Двойное дно

На протяжении примерно пяти последних лет, встречаясь с армянскими интеллектуалами (не из диаспоры, а из самого Еревана), я замечал, что экспортный и домашний образы президента Армении расходятся, пожалуй, столь же резко, как когда-то у Михаила Горбачева. Все армяне, с которыми мне довелось говорить, находились в оппозиции к своему президенту, хотя на вопрос о причинах подобного неприятия, как правило, не могли дать вразумительного ответа. «Левон уже не тот», — говорили они. Или: «Левон запретил дашнаков». Или: «В стране много воруют». И, конечно: «Левон окружил себя не теми людьми». Но поскольку Армения страна маленькая, а все мои собеседники по общественному статусу (или политическому, или научному, или литературному — в посткоммунистическом Ереване все это как-то смешалось) сами претендовали или могли бы претендовать на места во власти, воспринимались их сетования и абстрактно звучащие обвинения скорее как естественная обида нынешних — и всегдашних — неудачников. Правда, в Ереване то и дело случались отставки, в том числе и добровольные отставки, казавшиеся со стороны несколько загадочными.

Потом прошли, возможно, фальсифицированные выборы. Хотя убедительной победы соперник Тер-Петросяна Манукян не одержал в любом случае. И рискну выразить политологически крамольную мысль: с учетом протестного голосования исход выборов при приблизительном раскладе пятьдесят на пятьдесят в любом случае должен толковаться в пользу претендента, уже находящегося у власти. Когда примерно половина избирателей голосует за сохранение существующего порядка вещей, а другая половина покупает кота в мешке, справедливость на стороне первых. (Конечно, только в случае персонифицированного выбора; половине жителей Санкт-Петербурга, отказавшей в доверии Анатолию Собчаку на выборах 1996 года, было совершенно безразлично, кто и что придет ему на смену — только бы избавиться от нынешнего «парижского вора».) Поэтому победа Тер-Петросяна при всей сомнительности средств ее достижения воспринималась как закономерная.

После неожиданного на сторонний взгляд свержения Тер-Петросяна (методом принуждения к отставке), справедливо связывая этот уход с зависанием карабахской проблемы, комментаторы заговорили о том, что «романтик» уступил место «реалистам». На мой взгляд, дело обстояло и обстоит прямо противоположным образом. Причем вопрос не сводится ни к карабахской проблеме, ни к ситуации в Закавказье в целом. Должно быть, под воинственные кличи соратников и значительной части сограждан Левон Тер-Петросян представил себе политическую карту XXI века… и не увидел на ней Армении. Не Карабаха, а именно Армении. Война до победного конца, которой потенциально чревата нынешняя ситуация, не может закончиться ничем иным, кроме уничтожения Армении — как государства и национального очага. И Азербайджан, а в перспективе, конечно, и Турция обладают для этого достаточными ресурсами, причем разность военно-политических потенциалов будет с годами только нарастать — и не в пользу Армении. И «заграница» не поможет — американцы легко поступаются принципами, когда в воздухе пахнет нефтью, а Россия… На сегодняшнюю Россию Армения надеяться не может, а на завтрашнюю… — да кто поручится, что Россия, целенаправленно разрушаемая Западом и хаотически вытесняемая Востоком и Югом, уцелеет как единое и могущественное государство? И не как романтик, но как самый настоящий реалист недавний президент Армении принял, не произнося этого вслух, невыносимое для него самого решение: пожертвовать Карабахом, чтобы сохранить Армению. Согласно плану, предложенному им и практически совпавшему с планом ОБСЕ, Карабах на первом этапе должен отдать захваченные в ходе военных действий территории, а на втором предполагается произвести взаимное возвращение беженцев и только на третьем — заняться урегулированием статуса Карабаха. Разумеется, этот план тупиковый: территории Карабах вернет, но уже возвращение беженцев приведет к новой волне геноцида, после чего возобновятся широкомасштабные военные действия — и обманутые, а поэтому и деморализованные карабахцы будут разбиты и, вероятней всего, истреблены. Не может не понимать этого и Тер-Петросян — следовательно, он задумал чудовищную жертву — Карабах — для того чтобы спасти Армению. Или даже не так: пожертвовать Карабахом в надежде умилостивить этим Азербайджан и Турцию. И, не исключено, в надежде вынудить мировое сообщество прийти на помощь принесшей такую жертву Армении, после того как на эту страну, не удовольствовавшись жертвой, все равно пойдут тотальной войной Азербайджан и Турция.

Это было реалистическим решением — во всей его безнадежности. А то, что решение было именно таким и именно так его восприняли и в Карабахе, и в Армении, подтверждается молниеносным свержением Тер-Петросяна. На смену реалисту пришли романтики (они же фанатики) или, как выражаются в самой Армении, (настоящие) «мужчины».

Парадокс, однако, заключается в том, что романтикам порой удается спасать безнадежное, с точки зрения реалиста, дело. На политической сцене, прежде всего. Романтиками были основатели Израиля — и только сейчас, начиная с кэмп-дэвидских переговоров, безнадежное, но победное дело крошечной страны губят реалисты. Романтик Фидель Кастро выиграл в безнадежной ситуации, сложившейся после распада соцлагеря. Романтик Ардзинба дождется смерти Шеварднадзе, после чего фактический распад Грузии, уже имеющий место, станет политической реальностью. Чеченские романтики внаглую выигрывают безнадежное дело у великой России… Это не означает, разумеется, будто романтики выигрывают всегда. Но у них есть шанс выиграть — и в сегодняшнем взбаламученном мире этот шанс довольно высок.

На что надеются пришедшие к власти в Армении романтики? Может быть, на мировую войну по Хантингтону, по итогам которой возникнет Великая Армения от моря и до моря. Может быть, на какое-нибудь сверхоружие, разрабатываемое в секретных лабораториях. Может быть, на Америку или на Россию, хотя в обоих случаях такие надежды откровенно напрасны. Важно, что они отказываются признавать объективную логику событий, отказываются быть реалистами — и получают поэтому шанс, который у Тер-Петросяна отсутствовал. Другое дело, что шанс этот призрачен, а последствия неудачи окажутся роковыми…

У каждого постсоветского президента широкий набор властных полномочий — его не переизберешь и не свергнешь, если он сам этого в глубине души не захочет. И кажущаяся легкость, с которой ушел Тер-Петросян (или «ушли» Тер-Петросяна), имеет прежде всего психологическое объяснение: как логик и реалист он принял решение, осуществлять которое было бы для него, как для человека и патриота, невыносимо. Потому что десять лет назад, начиная борьбу «за успех безнадежного дела», и сам Левон Тер-Петросян был романтиком…