Виктор Топоров - Двойное дно

Меж тем в журнале, по тогдашней моде, завелись кооператоры. Драматург Боря Хмельницкий — жуликоватый усатый человек, которому я лет десять говорил при каждой встрече: «Боря, почему ты еще не уехал в Израиль?» — и только год назад он к этому косвенному совету наконец прислушался. И Владимир Кавторин — в годы застоя вдумчивый литературный критик, в начале перестройки — присяжный демократ и антифашист, а затем — именно что кооператор (бизнесменом он, по-моему, так и не стал). Хмельницкий с Кавториным организовали АО «Библиотека журнала „Звезда“», взяли крупную беспроцентную ссуду в богатом еще тогда Союзе писателей, а пакет акций разделили на четыре равные части — по одной себе, одну — главному редактору Николаеву, одну — первому секретарю Союза писателей Владимиру Арро. Жаль, «Библиотека» прогорела, а то был бы классический случай коррупции. Пусть и в миниатюре.

Через пару-тройку лет чуть было не коррумпировали и меня самого. Я был тогда в Доме писателей председателем ресторанной комиссии, и в мою задачу входило выбрать из трех претендентов на аренду нашего жалкого кафе — оптимального. Все трое коррумпировали меня совершенно единообразно. Кафе предполагалось превратить в акционерное общество, а меня ввести в совет директоров на зарплату. Но не потому, что я председатель ресторанной комиссии, а потому, «что мы идем сюда не только зарабатывать, но и организовывать активную литературную жизнь. А вы, Виктор Леонидович, с вашим вкусом, вашим авторитетом, вашими организационными способностями…» В конце концов я выбрал одну даму из числа претендентов, приведенную Валерием Поповым (ему она тоже предложила место в совете директоров), объявил на секретариате о сделанном нам с Поповым предложении и сказал, что работать в совете директоров мы будем на общественных началах, а причитающуюся зарплату — перечислять в фонд обедневшего к тому времени Союза. У патологически жадного Валеры вытянулась физиономия, а победительница конкурса подошла ко мне по его завершении:

— Благодарю вас, Виктор Леонидович. Я понимаю ваши резоны. Но мы найдем возможность рассчитаться с вами по-другому…

Уж не знаю, что она имела в виду, но тут как раз сгорел Дом писателя. Шутки шутками — а жалованье в совете директоров пусть и ничтожного кафе наверняка превышало, допустим, зарплату журнального завотделом. Люди курвились тогда на мелочах (точнее, начиная с мелочей), но и сами по себе эти мелочи казались им тогда — во внезапной постсоветской нищете — немыслимыми доходами.

Правда, коррупцией я все же запятнан. Стоило мне в кафе сесть за столик с бутылкой, как закуску мне несли — не из буфета, а прямо с кухни — бесплатно. Утверждая, будто так поступают из личной любви ко мне. Впрочем, моего ученика-забулдыгу Геннадия Григорьева, не обремененного общественными нагрузками, тоже кормили бесплатно — и это уж наверняка из любви.

Кавторин с Хмельницким затеяли некие «Художественно-Уникальные Издания», радуясь, как дети, аббревиатуре. Первым издали, естественно, Баркова — но даже он не принес им особого барыша. Не выполняя обязательств перед журналом (такова версия сотрудников журнала, издатели «ХУИ» утверждают прямо противоположное), они настроили против себя редакцию и были в конце концов изгнаны. Не столько вместе с ними, сколько из-за них ушел действительно оказавшийся совестливым человеком Николаев.

Кавторин с Хмельницким продолжили коммерческую деятельность. Через пару лет я написал, что они шьют валенки и торгуют воздухом, и оба на меня страшно обиделись. Мы, мол, по-прежнему издаем высокохудожественную литературу — и только ее. С отходчивым Хмельницким мы, впрочем, вскоре помирились, понятно, за бутылкой; в ходе разговора он решительно предостерег меня против тогдашнего коньяка: «Самопальный, Витя, весь самопальный. Я им сам этикетки печатаю!» — «В ХУИ?» — спросил я. «В ХУИ», — согласился пьяненький издатель.

«Звезда» меж тем мало-помалу входила во вкус. Она печатала и рекламировала — здесь заслуга Арьева несомненна — Сергея Довлатова, она стала монопольным отечественным журналом для Иосифа Бродского (лишь однажды, везя в «Звезду» подборку Бродского, Рейн решил оказать ему услугу — и оказал медвежью, сдав стихи в «Новый мир», где их напечатали с изрядными искажениями). Входила во вкус и питерская либеральная шваль, делигировав в журнал честного и небездарного, но патологически глупого и кланово повязанного крест-накрест Якова Гордина. Прочили Гордина в главные редакторы, но в результате внутрижурнальной интриги они с Арьевым стали соредакторами — и отлично спелись. Однажды я назвал их в газете — Яшу и Андрюшу — Хрюшей и Степашей, — и в «Смену» тут же полетело возмущенное письмо за двумя подписями. Но это были еще цветочки, еще шуточки…

Я глубоко убежден в том, что главными редакторами, главными режиссерами, да и вообще главными начальниками не становятся, а рождаются. Что люди, прожившие полжизни, а то и две трети, в зависимом, подчиненном, «шестерочном» положении, попав волею случая или ценой собственных усилий в начальники, начальствуют заведомо ущербно. Репродуцируют перенесенные ими унижения, переносят их в той или иной форме на подчиненных, но не обладают и смелостью, безоглядностью, внутренней целостностью «лидера по праву рождения» — пусть сами по себе эти лидеры чаще всего бывают редкими сволочами. Печальный пример двух внештатных и заштатных литсотрудников, ставших в весьма зрелом возрасте соредакторами «Звезды», весьма характерен. Бывает, что интеллектуалы решают издавать журнал для интеллектуалов. Бывает, что представители элиты решают издавать массовый журнал для посредственностей. Со «Звездой» же — при Арьеве с Гординым — произошло нечто третье: собрались посредственности и решили издавать журнал для элиты!

Получилось у них вот что. Бродский с Довлатовым в каждом номере. Если не сами (ни тот ни другой, увы, ничего уже не пишут), то — про них. Если не про них — то про (пишущих и про них тоже) Вайля с Генисом. Или Парамонов — или про Парамонова. Любая тетя Мотя с Брайтон-Бич засылает им по электронной почте свои графоманские опусы — и ее за разом раз печатают. Тетя Мотя (в данном случае это конкретный факт) сообщает:

мой папа, заскучав на Брайтоне, перевел роман Айзека Башевиса Зингера. «Звезда» печатает папин перевод. Лиля Панн у себя в Америке прочла новые стихи Льва Лосева или новый роман Игоря Ефимова — в «Звезде» печатают Лосева и Ефимова и оба отзыва Лили Панн. Калифорнийский иммигрант, служа на фирме, производящей электронику, ненавидит своего начальника — такого же иммигранта, только более удачливого, и пишет против него памфлет. «Звезда» печатает памфлет. Из-под пера у Наталии Ивановой выливается нечто, на ее смиренный взгляд, родного «Знамени» недостойное — и она сбрасывает текст, чтобы не пропадал, в «Звезду». В Москве долго печатали сотрудника «Волги» Алексея Слаповского (пока самим москвичам было интересно печататься у него в «Волге»), потом перестали — и Слаповского подхватила все та же «Звезда». О стихах не буду, это святое: стихи у нас в городе пишет Александр Семенович Кушнер, а остальные лишь постольку-поскольку.