Сол Слэш Хадсон - Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове [litres]

Эту роль взял на себя Дуг Голдстейн, когда провел с нами достаточно времени в дороге. Он внимательно наблюдал за тем, как мы все взаимодействуем, и играл роль парня, который «решит все с Акселем». Дуг играл во множество игр, чтобы добиться своего: он вел с Акселем необходимые беседы… но не так, как бы это сделал любой из нас. Насколько я понимаю, Дуг был настроен на продуктивную работу вовсе не ради нас. В первую очередь он хотел заработать денег и подняться по карьерной лестнице в музыкальной индустрии за счет репутации менеджера Guns N’ Roses. Он говорил Акселю все, что нужно, и делал все возможное для того, чтобы Guns продолжали работать вместе не потому, что мы его как-то волновали, а потому, что клиент вроде нас был необходим ему в резюме, – но, конечно же, это всего лишь мое мнение.

Должен сказать, я довольно быстро понял истинные мотивы Дуга. Когда он заменил Алана Нивена в мае 1991 года, как раз тогда мы снова начали гастролировать, я уже знал, что он помогает нам разруливать всякие ситуации не в интересах группы. Тем не менее я полагался на него в вопросе взаимодействия с Акселем. Он, может, и помогал нам преодолевать все препятствия на нашем пути в том, что касалось запросов Акселя, но ситуация была проигрышная для всех, потому что Дуг, очевидно, говорил Акселю то, что тот хотел услышать, не ради нашего блага. Акселя нужно было уговаривать, если уж на то пошло, а не успокаивать. Потому что это продолжалось слишком долго. Однако Дуг вообще не собирался этого делать. Он говорил ему то, что помогало лишь в краткосрочной перспективе. По крайней мере, так думал я.

За два года Guns превратились в клубок из недомолвок и недопонимания, и деньги стали утекать как вода. А Дуг каждый день убаюкивал нас сказками о том, что он это прекратит, но ничего не менялось. Нам хотелось лишь постоянно двигаться вперед всем вместе, хорошо проводить время и ударно работать. Я никогда не понимал, что в этом вообще сложного.

Серьезный сдвиг в настроении группы произошел при первом упоминании о контрактах и авторском праве на название группы, а было это как раз тогда, когда выгнали Стивена. Аксель настаивал на том, что нам необходимо узаконить права на название группы, а подобное отношение к нам как к товару, а не к личностям, казалось нам навязанным и стало порождать постоянные конфликты. Это юридическое соглашение повредило нашему чувству взаимного уважения, потому что мы все, кроме Акселя, почувствовали, что нас принимают как должное. Мы многое готовы были терпеть, потому что были неконфликтными людьми, но невысказанное напряжение росло, а этот контракт довел его до предела. Даже тогда мы это не обсуждали, потому что привыкли все заминать, но я знаю, что Иззи было неприятно. Я знаю, что было неприятно и Даффу, и мне – мы постоянно бросали взгляды друг на друга, когда всплывал этот вопрос.

Разрыв между Акселем и мной, а также между Акселем и остальными еще больше увеличился во время сведения альбомов Illusion. Как я уже говорил, Аксель сидел дома, а я в студии, и запись каждой готовой песни мы отправляли ему на оценку, а потом ждали обратной связи. Если подумать, мы были коллективом на пике своего творчества, а в этом процессе не ощущалось ни малейшей общности – это были односторонние отношения, и все же для меня вполне терпимо. Думаю, подсознательно я стал видеть в группе такую картину: один парень высоко восседает на троне, а остальные топчутся где-то внизу и не могут даже к нему приблизиться.

Первая щекотливая ситуация возникла между нами с Акселем после того, как я попал на обложку «Роллинг Стоун», когда вышли альбомы Illusion. В интервью со мной у автора статьи сложилось впечатление, что наша группа оказалась на вершине так быстро, что мы даже спустя много лет по-прежнему пытались догнать тот образ, который сами создали.

Аксель прочитал это интервью и, насколько я понял, отнесся к нему спокойно или, по крайней мере, поначалу не увидел в нем ничего плохого. Но, видимо, при дальнейшем рассмотрении он счел мои слова оскорбительными. По крайней мере, мне так кажется… уж не знаю, что произошло на самом деле.

В следующий раз я увиделся с Акселем на арене Лонг-Бич, где целиком собрали нашу большую сцену для турне с альбомом Illusion, и он вообще со мной не разговаривал. Сочтя, что я могу принять его поведение за игру воображения, он специально позаботился о том, чтобы я узнал, как он злится. Незадолго до этого я подарил ему на день рождения классную смирительную рубашку, а в тот день он принес ее с собой лишь затем, чтобы оставить ее на моем усилителе и демонстративно уйти.

Мы вообще не разговаривали друг с другом еще несколько дней, пока репетировали. Работа в Guns N’ Roses превратилась в хождение по горящим углям. Атмосфера была ужасная. Я лишь старался хорошо делать свое дело изо дня в день. Правда, если подумать, я очень нервничал, потому что я гораздо чувствительнее, чем кажусь. Меня сильно волновало, что же такого я сделал, чтобы так разозлить Акселя, потому что я и понятия об этом не имел. Он ничего не говорил, и остальные тоже были не в курсе. В конце концов, ситуация прояснилась, насколько это вообще возможно. И для ее решения потребовался очередной долгий разговор.

Каждый вечер мы вытворяли что-то невероятное.

В таком состоянии и находилась наша группа, когда мы отправились в самое длинное турне со своим сильнейшим альбомом на текущий момент.

Гастроли были чертовски захватывающие – и только они помогали нам держаться вместе и преодолевать препятствия, которых становилось все больше. После того как мы собрали воедино все свое сценическое шоу, бэк-вокал, духовые и прочее и целую неделю все это репетировали, не меняя ни одного элемента, мы вдруг оказались в Южной Америке перед стадионом на 180 тысяч зрителей на фестивале «Рок-ин-Рио» 20 января 1991 года. У нас тогда еще даже не вышел новый альбом, и популярность нам создавали исключительно Appetite и Lies, с выхода которых уже прошло четыре и два года соответственно.

Прилетели мы туда на частном «Боинге 727», который арендовали у отеля «Эм-Джи-Эм Гранд» в Вегасе, – теперь нам предстояло летать на нем все турне. Он был довольно хорошо оборудован: там были такие маленькие отдельные гостиные и спальни, и спать в них было здорово. Частный самолет – лучший способ перемещаться из одной страны в другую, потому что можно взлетать и приземляться по своему собственному расписанию и не проходить стандартные таможенные процедуры. Всю бумажную работу выполняли прямо в самолете, и я не припомню, чтобы таможенники хоть раз поднимались к нам на борт и обыскивали нас за все два года аренды самолета. Как бы я ни радовался такой роскоши, как и остальные ребята в группе, но не думаю, что мы были достаточно надежны, чтобы обеспечить гарантию этой штуки, – уверен, Аксель убедил Дуга в необходимости такого самолета любой ценой, и только поэтому сделка состоялась.