Сол Слэш Хадсон - Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове [litres]

Я пришел на концерт и случайно встретился со старой подругой, порнозвездой, которую давно знал, назовем ее здесь Лаки. Она была подругой моей бывшей девушки, порнозвезды Саванны, с которой я встречался несколько месяцев, когда отдыхал в перерыве в Лос-Анджелесе и расстался с Рене. Саванна была просто потрясающая. Я и понятия не имел, что она наркоманка. Намек, который я должен был уловить, заключался в том, что ей нравилось трахаться только под кайфом. Тогда я этого не знал. Однажды вечером мы сильно поссорились, когда она спонтанно решила сделать мне минет в каком-то баре в Нью-Йорке.

Мы с Лаки познакомились, когда она приехала потусоваться с нами в «Мондриане». Они с Саванной разделись, мы заказали шампанского в номер, и портье, который его принес, они предложили на них посмотреть. Вскоре единственным, что еще удерживало глаза этого парня в глазницах, было несколько крошечных сосудов.

В общем, я столкнулся с Лаки на концерте, и мы разговорились. Я сделал ей проходку и дал около семисот долларов наличными, чтобы она достала мне столько героина, сколько сможет найти. Мы отыграли концерт – он прошел круто, – а потом я вернулся к себе в номер отеля и стал ждать. Все это время я пил, может, еще кокаина снюхал, а в пять часов утра, когда она пришла, я был уже готов отрубиться.

Лаки завалилась ко мне в номер со своим парнем с кучей крэка и героина, а я сидел на полу и наблюдал, как они раскладывают наркоту на кофейном столике. У них были с собой шприцы, иглы и все необходимое и новенькое. Мы втроем начинаем ширяться, и при этом неслабо. Предполагалось, что это будет забавное развлечение – сиюминутное нарушение рациона, – но оно вышло за рамки. Мы все делаем по уколу, но наркота слабая, поэтому я делаю еще несколько. По кругу идет трубка с крэком.

Летят часы, и мы тоже улетаем. Утром мне звонит Мэтт и зовет к себе в номер снюхать кокаина.

– Ага… да… Сейчас приду.

Я встаю, пошатываясь от последней дозы крэка, смотрю на Лаки и ее парня: они на седьмом небе – они еще никогда в жизни не принимали столько наркотиков за раз, причем бесплатно. Я плетусь по ковру к двери, еле волоча ноги, и понимаю, что у меня кружится голова и я даже говорить не в состоянии. Я открываю дверь, мозги у меня вообще не на месте. Я вижу в коридоре горничную с тележкой и спрашиваю, с какой стороны лифт. По крайней мере, я пытаюсь это спросить. Помню, что все происходило словно в замедленной съемке и что голос мой звучал где-то очень далеко.

Я рухнул мешком на пол прямо посреди коридора. Я потерял сознание, и примерно на восемь минут у меня остановилось сердце – по крайней мере, мне так сказали. Не знаю, кто вызвал «Скорую». Там был мой охранник Ронни, а еще Эрл, телохранитель Акселя, – они меня нашли и привели врачей. Я проснулся, когда меня в грудь ударило током от дефибриллятора и сердце снова забилось. Это было похоже на удар по лицу, достаточно сильный, чтобы проснуться от глубокого сна. Помню, я увидел яркий свет и людей, стоящих вокруг меня: Ронни, Эрла и врачей. Я понятия не имел, что происходит; это не было похоже на обычный будильник.

Меня посадили в машину «Скорой помощи» и отвезли в больницу, где осмотрели. Мне велели остаться на ночь для наблюдения, но я этого не сделал. Через пару часов я выписался и вернулся в отель с Ронни. Я нисколько не раскаивался в передозировке, зато злился на себя за то, что умер. Экскурсия в больницу съела весь мой выходной. Я надеялся, что все обойдется, и ругал себя за то, что не смог держать себя в руках и не заснуть, как планировал.

В отеле атмосфера была довольно мрачной. Очевидно, мой обморок выглядел очень серьезно. Все решили, что я уже не жилец, и вели себя очень напряженно, чего я понять не мог. Я относился к этому так: «Привет, ребята, я не умер! Погнали!» Когда я вернулся, первым делом хотел было найти Лаки с ее парнем. Судя по тому, что мне рассказали, их спугнул Эрл. И их можно было понять, потому что Эрл был очень внушительным парнем: крупный, чернокожий, выше ста восьмидесяти, с телосложением регбиста и странно милым лицом. Эта его особенность устрашала еще больше, потому что когда он по-настоящему злился, по нему это было хорошо видно.

Уверен, упоминания о тюрьме и моей смерти хватило для того, чтобы Лаки и ее дружок быстренько смылись. Не их вина, что я не смог держать себя в руках. Не уверен, но, похоже, Эрл избавился от наркотиков, пока их выгонял. По крайней мере, так я себя успокаивал, потому что они мне ничего не оставили… и это расстроило меня сильнее всего.

Несколько часов я отходил у себя в номере, а оба охранника дежурили в коридоре у двери, чтобы я точно никуда не ушел. Потом пришел Дуг Голдстейн и разразился одним из самых никчемных проявлений беспокойства за всю историю человечества. Он произнес длинную речь на повышенных тонах о том, что я натворил, о том, как меня любят, и так далее, и тому подобное. Это было очень агрессивно, очень драматично и очень фальшиво. Чтобы проиллюстрировать свою «серьезность», он швырнул в телевизор бутылку «Джека Дэниелса». Когда он ушел, я взял эту бутылку, которая, к счастью, не разбилась, и налил себе «Джека», чтобы оправиться от этой тирады.

Вскоре после этого Дуг собрал группу в номере Акселя. Я по-прежнему клевал носом. Все выразили свою озабоченность моим состоянием, но замечание Акселя особенно выделялось на общем фоне. Оно сразу вытащило меня из тумана дремоты.

– Ты нас напугал, – сказал он медленно, глядя прямо на меня. – Мы решили, что ты умер… Я уж подумал, что мне придется искать нового гитариста.

На следующее утро мы сели на вертолеты и полетели в Окленд на концерт, и все это время Ронни и Эрл следили за мной, как два ястреба за мышью. Оттуда мы отправились в лос-анджелесский Колизей, затем в Сан-Диего, где концерт получился просто убийственный: на афише были Motörhead, Body Count, Metallica и мы. Потом мы играли на огромном стадионе Роуз-Боул в Пасадене, а закончили гастроли в Сиэтле. И через несколько дней все поняли, что моя акция с наркотиками и клинической смертью была разовой.

Каким бы замечательным ни было это турне, я испытал облегчение, когда оно закончилось. Я был благодарен за то, что мне больше не нужно краснеть перед парнями из Metallica, наблюдая за тем, что выкидывает Аксель изо дня в день. В последний день турне я чувствовал себя так же, как и все гастроли: был в восторге от того, чего мы достигли, и в то же время огорчен тем, что все прошло не настолько грандиозно, как могло бы.

После года гастролей прояснилась наша величайшая ошибка: мы почти не заработали денег. То, что могло бы стать нашим гонораром, поделили между собой профсоюзные выплаты команде за переработки из-за ежедневных опозданий Акселя и тематические вечеринки, выкачивающие из нас все соки, так что в итоге после года усердного труда мы почти ничего не получили. Дуг наконец провел с Акселем серьезную беседу о расходах группы в турне с Metallica и о том, что всю прибыль съели наши непомерные траты. Думаю, у Акселя было несколько предложений по сокращению расходов, которые бы особо ничего не изменили, но Дуг наконец достучался до него: он сказал Акселю, что если тот хочет сохранить свой прекрасный новый особняк в Малибу за несколько миллионов долларов, ему нужно больше зарабатывать.